На месяце копейные жала казались совсем голубыми.
И тоже то черные были тени от сидевших у костра, то голубые, когда костер примеркал и один месяц озарял площадь.
Запорожцы поехали через площадь к костру.
И здесь тоже было снежно и всюду были сугробы.
Лошади в иных местах загрузали по брюхо.
Чем ближе к костру подъезжали запорожцы, тем слышнее становился говор.
Запорожцы вдруг как по сговору, сразу остановили лошадей и поглядели один на другого. И первую минуту молчали, а потом заговорили:
— Это ведь наши.
— Только что это они варят?
— Да уж что-то варят.
— У них котел.
И, говоря это, они усмехались очень довольно и гладили свои усы и подбородки.
Потом один из них, сняв шапку, поднял ее над головой и замахал ею в воздухе, все не переставая улыбаться.
А другой тут же закричал:
— Гой! Гей!
Сидевшие у костра стали поворачивать головы: одни— в одну сторону, другие — в другую.
Сразу они не сообразили, откуда им кричат.
И при этом, им от костра плохо было видно, что делается кругом на площади: огонь костра слепил глаза.
Один из них поднялся на ноги, а двое из сидевших протянули руки по направлению, к загрузшим в снегу. конным фигурам и стал кричать:
— Вон они!
— Езжайте сюда.
И тот, который поднялся, закричал тоже:
— Езжайте сюда!
И замахал рукою.
Минуту спустя посланцы Молчанова сидели в компании, тоже, как и они сами, лесных разбойников, загнанных в Калугу нуждой и голодом.
В тех местах, где эти, «лыцари», как иногда они любили величать себя, оперировали, уже все было обобрано дочиста. Поневоле пришлось пристать к царику.
Все это выяснилось из взаимных вопросов и расспросов, начавшихся сейчас же, едва молчановские запорожцы уселись у костра.
— Плохо стало в Московии, — говорили калужане запорожцам, — и куда все девалось? Мы из-под Твери…
— Вона, — сказал один из молчановцев, — куда простринули.
— Далеко-то, далеко. А вы откуда?
— Мы-то?
— Да, вы.
— Мы-то с-под Москвы. Там тоже не дуже богато…
— А Жолкевский?
— А начхать и на Жолкевского. Жолкевский в Кремле. Дня два назад было… А что это вы варите?
— Овцу… А что было?
— А так… Побили Жолкевского. Мы с одним паном.
— А, с паном… Сколь же вас было, когда вы побили Жолкевского?
— Да мы не Жолкевского.
— Так я и думал. А то разве я мешал бы ложкой, как сейчас мешаю.
И зачерпнув из котла на ложку немного варившейся в нем просяной каши, запорожец поймал вслед за тем еще и кусочек баранины и стал дуть на ложку.
Подумав, он, не поворачивая головы, а только скосив глаза в сторону молчановского запорожца, сказал:
