Чернокнижник Молчанов - Иосаф Арианович Любич-Кошуров

— Приехали, — сказал мужик в нагольном бараньем тулупе, повернувшись к седоку и отворачивая воротник тулупа. Он смотрел на седока в полуоборот через плечо из-за края воротника одним глазом, придерживая отвернутый угол воротника рукой в кожаной желтой рукавице.

Была ночь и был жестокий мороз.

Заскрипели ворота. Их отворил настежь и стал к стороне, держа в руках длинный квадратный шесть, человек в таком же нагольном тулупе, какой был на мужике, привезшем седока, только одетом не в рукава, а накинутом на голову.

— Поезжай во двор, — сказал седок глухо из глубины медвежьего воротника своей, крытой: синим сукном, шубы, взявшись обеими руками за края воротника, немного пораздвинув их против рта и сейчас же опять закрывшись.

Мужик задергал возжами.

Лошади протянули сани через наметенный у ворот сугроб. Снег визжал под полозьями.

Человек, отворивший ворота, когда лошади, окруженные спереди по самые колени белым паром, клубившимся вниз на грудь от их морд, продвинули сани дальше, пошел рядом с санями, держась за оглобли, и, оглянувшись на седока, сказал вполголоса, нагнувшись к возчику:

— Ен сам?

Но возчику некогда было отвечать на этот вопрос, потому что он не решил еще — везти ли ему седока прямо к господскому дому, или высадить тут, посреди двора. Потихоньку он натягивал возжи, хоть и покрикивал на лошадей:

— Но! Но!

Про седока он знал, что он дворянин, «только не из важных», проживает у боярина Салтыкова, а своего имения никакого не имеет.

Остановить лошадей посреди двора будет, пожалуй, не совсем как следует, но то же не совсем как следует будет и везти седока к дому. Не велик кулик… Только и есть, что салтыковский. Если бы не салтыковский, тогда другой разговор: высадил бы у ворот на улице.

— Раздумывая так, он потихоньку все больше натягивал возжи, чтобы лошади шли медленнее, хотя по-прежнему и почмокивал на них и понокивал, и покрикивал:

— Вытягивай, милые!

Визжал снег, шуршала по снегу настланная в сани солома. Со стороны могло показаться, что лошадям необычайно тяжело. Им, и правда, было нелегко идти на натянутых вожжах.

Вдруг они остановились.

— Загрузли, — сказал возчик, обернувшись к седоку.

Сзади скрипели ворота.

От месяца на дворе было совсем светло. Месяц светил через крышу сарая прямо в ворота, покрытые белой изморозью. Ворота искрились голубыми блестками.

Ясно около ворот была видна фигура в белом тулупе, накинутом на голову, и синяя тень от неё на воротах.