Молчанов разбил окно и крикнул на улицу:
— Пали, как только выйдут, на крыльцо!
Запорожцы из избы бросились в сени.
Засверкали сабли… Но это были не казацкие сабли.
С необычайной ловкостью запорожцы обезоруживали стрельцов, хватая их за локти, отводя руки в сторону или назад и выхватывая их сабли из ножен.
Потом они втолкнули стрельцов в избу и заперли дверь.
Двое из них стали по сторонам двери, держа пистолеты наготове; один влез на лавку и снимал со стены, висевшие там на колке веревочные возжи.
Молчанов подошел к перегородке и постучал в нее кулаком.
Он крикнул:
— Азейка, вылезай!
И, оглянувшись на запорожца, снимавшего со стены возжи крикнул:
— Погоди, может, они нам самим понадобятся!
И хотел опять стукнуть в перегородку.
Но дверь в перегородке отворилась, и оттуда Азейка высунул голову.
Он был бледен, и на лбу у него крупными каплями выступил пот.
— Ты слышал? — обратился к нему Молчанов, мотнув головой на Иваныча, и, увидев тут опять запорожца на лавке с возжами в руках, спросил: —Есть у тебя еще возжи?
Но Азейка никак не мог опомниться.
Молчанов схватил его за ворот, прокричал, тряся за ворот, прямо ему в ухо:
— Есть у тебя еще возжи?
Он тянул Азейку к себе. Но Азейка уперся ногами в порог, а рукой, которой отпер дверь, — в края двери,
Молчанов продолжал трясти его за ворот, а он упираться.
— Да не тебя! — крикнул Молчанов. — Сейчас мы их будем вязать! Давай веревки!
— Кого? — сказал Азейка, глядя на стрельцов и не мигая.
— Кого! Стрельцов?
Азейка, весь трясясь от страха, еле выговорил:
— А почто?
— Да, ты не слышал что-ль?
— Знать не знаю, ведать не ведаю, — заговорил Азейка, подымая трясущиеся руки. Сейчас же он их опустил и повернул голову к Молчанову.
— Это приказные, что-ль? — сказал он.
— За тобой! — крикнул Молчанов. — Колодки видел, небось? Только мы их самих в колодки. Понимаешь… Ну?…
— А-а! — произнес Азейка. — Но все-таки видно было, что он плохо понимает, что с ним хочет сделать Молчанов.
К городским воротам Калуги с поля подъехали два запорожца.
Они хотели было въехать под арку, но в воротах стояли вооруженные люди. Под аркой было темно, и трудно было определить, что это за войско.
Неясно различались там бородатые и бритые лица, блестели тускло железные доски лат и стволы мушкетов.
Наступал уже вечер.
Большая красная луна поднялась над городом, и её край блестел вверху под аркой.
Из-под арки выступил человек в московском казакине, обшитом по подолу серебряным позументом, и подпоясанный наборным серебряным поясом.
