— Ни Боже мой!
И вдруг сдвинул брови, выпятил губы и затряс головой.
Потом он сказал:
— Враз.
И, сжав правую руку в кулак, сделал ею непонятный для Молчанова жест. Жест этот должен был изображать, как разбуженный запорожец при виде незнакомого человека, Господь его ведает, может, возьмет да пырнет чем-нибудь.
И, держа руку так, как-будто бы в ней был кинжал, и он занес ее для удара, Азейка придал лицу холодное и жестокое выражение и проговорил, сейчас же сменив выражение жестокости на своем маленьком морщинистом лице на выражение ужаса:
— Тут-же пришибёт.
— Ого! — воскликнул Молчанов с очень довольным видом и стал крутить усы, загибая их кверху.
— Ии, — сказал Азейка, — страсть! Такой народ, такой.
— И они все такие!
— Они-то?
Продолжая крутить усы, Молчанов утвердительно мотнул головой.
— Как все? — спросил Азейка, стараясь его понять, и не понимал. Он сдвинул брови, и на лбу у него собрались морщины.
— Все, говорю, такие, как этот — сейчас нож?
Азейка просветлел сразу, закивал головой и заговорил:
— Эге, эге!
— Из каких?
— Ась?
— Из каких они? Говоришь, казаки?
— Казаки.
— Чьи?
Азейка опять, как гусь вытянул шею, округлил глава и произнес:
— Сапегины, вот чьи.
Сказал он это для чего-то шепотом и, когда сказал, положил руки на край стола и склонил на бок голову.
И, сидя так, с склоненной к плечу головой, смотрел на Молчанова и улыбался приятной улыбкой, ни дать, ни взять, как торговец, расхваливающий покупателю особенно хороший, долженствующий поразить его воображение товар. И, уловив вдруг в лице Молчанова выражение недоумения, приложил к груди руку и воскликнул, поднимая брови:
— Что?.. Ей-Богу!
— Да, ведь Сапега… — начал было Молчанов, но Азейка его перебил:
— Знаю, знаю! Не пошли!
— Как не пошли?
— Так и не пошли! Тут от Сапегина полка разве они одни? Я — то знаю.
— Есть?
— Ого! Только свистнуть.
Молчанов закусил ус и спросил:
— А много возьмут? Сколько их у тебя?
— Семеро…
— Гм… На конях?
— Как же!
— Значит, и корм надо.
Молчанов покусывал ус, обдумывая что-то.
Вдруг он сказал:
— У тебя есть овес?
— Да, ведь как же, — сказал Азейка, расставив руки. — На коне много не увезешь… Оно, положим, есть.
— Много?
— Если семеро, дня на четыре хватить.
— Ну, и ладно. У меня есть сани. Только надо еще лошадь. А шуба?
— Найду и шубу.
— Лошадь достанешь?
— Это можно.
— Ну, тогда ладно. Разбуди-ка ты, поди, мне этого молодца. Что он у тебя всегда; что-ль?
— Не… Так вышло… Народ-то ведь… Ой, какой народ!..
