— Он тоже разбойничал с этим твоим, чтоб ему пусто было, колдуном и водил ему в замок краденых лошадей, только, б если теперь ему все рассказать, он сам бы взял его на аркан… Слушай, мий друже…
Вус поближе придвинулся к своему гостю и стал что-то шептать ему на ухо.
Слушая его, Кастырка кивал головой и несколько раз повторял:
— Эге, эге…
Когда же Вус кончил и, наполнив железный корец пивом, протянул его другу, — Вус, — сказал тот, — почему тебя не сделают гетманом? ты очень хорошо умеешь придумывать разные штуки, хоть ты и кривой?..
Часам к девяти они выехали из деревни.
Лошади их шли рядом, 6ок-о-6ок и они сидели на них, обняв друг друга.
— Эх, Вус, — говорил Кастырка, — Ах, Вус!..
— Эх, Кастырка, — говорил Вус.
— А помнишь?.. — говорил Кастырка и показывал Вусу широкий шрам у себя на руке.
— Кастырка, — опять повторял Вус и еще крепче обнимал Кастырку. — И как нас не убили когда-нибудь… Живы… да… Еще повоюем!
По степи подвигался отряд казаков.
Отряд вели Вус, Кастырка и Шкиль.
Шкиль, еще молодой человек, но неразговорчивый и мрачный, с рыжими усами, подстриженными снизу и торчавшими, как щетка, всю дорогу не проронил ни слова и только сосал свою люльку, при чем постоянно шмыгал носом и сплевывал в сторону.
Кастырке он показался даже немного подозрительным.
— Шкиль! — окликнул он его, подъехав к нему — о чем это ты зажурился?
— А? — сказал Шкиль, посмотрев на него с недоумением. Видно было, что он или не расслышал, о чем его спрашивали, или совсем не слыхал занятый своими мыслями.
— А?
— Я спрашиваю у тебя, Шкиль, о чем это ты зажурился?
— Я не зажурился, — ответил Шкиль, я думаю… — и опять засопел своей люлькой. Потом, словно вспомнив о чем-то, вынул ее изо рта и сказал — Впрочем, не мешайте мне думать, пан сотник.
Кастырка оставил его в покое.
— Вус, — обратился он к приятелю, — чего он такой?
— Он думает, — ответил Вус, — он всегда так думает.
— О чем?
— Это неизвестно. Он, как журавль думает-думает, потом возьмет, да и: вытащит что-нибудь.
— Гм… — сказал Кастырка и сам задумался, хотя слова Вуса были для него так же неясны, как и слова Шкиля.
Отряд шел по степи целиком, минуя дороги и стараясь оставлять в стороне хутора и усадьбы.
День был ясный: и погожий. От трав и цветов шел какой-то теплый аромат. Вдали играло марево.
Когда казаки спускались куда-нибудь в лощину, сразу охватывало свежестью; почва становилась мягче, трава сочней и гуще и постепенно переходила в осоку; слышно было, как журчала где-то вода; из-под копыт лошадей вдруг вылетали чибисы и долго летели следом с резким криком, потом круто сворачивали в сторону и, еще раз крикнув на прощанье и сверкнув на солнце белым зобом, быстро скрывались из глаз.
