Меня страшно мутило, и я поняла, что должна пошевеливаться. Я поднялась и бросилась к раковине, еле-еле успев откинуть крышку.
Наклоняясь над ней, ожидая взрыва рвоты, я услышала, как пришла вторая эсэмэска, и заметила, что телефон по-прежнему находится в моей сумке. В этот момент меня вырвало. Надеясь, что маленькая раковина справится с задачей, я все смыла, вытерла рот мягкой фланелевой мочалкой для лица, входившей в набор пассажирских атрибутов, и, дрожа всем телом, почистила зубы. Затем прошагала на трясущихся ногах обратно и села на край койки. Найдя сумку, я обнаружила и телефон в переднем внутреннем кармашке.
Я рассмеялась. Меня разбудил спам. Одна рекламная эсэмэска от «Пицца Экспресс», другая – от магазина подарков, в котором я когда-то купила маленький фонарик и который теперь спамил меня, как ни одно человеческое существо. Было, однако, и письмо от Гая, пришедшее часом ранее, когда я еще спала. Однако без сознания я была совсем недолго: сейчас только половина первого.
«Милая Уилберфорс, – написал он. – Я буду волноваться о тебе всю ночь, но знаю – Элен права и я должен дать тебе поспать. Если ты проснешься и захочешь меня увидеть, у меня купе F21. Я люблю тебя. Честное слово. У нас все получится».
Я встала на ноги, слегка пошатываясь, но на удивление хорошо себя чувствуя, и попыталась отпереть дверь. Обнаружилось, что она вовсе не заперта, видимо, поскольку я была не в состоянии этого сделать.
Я радостно ковыляла по коридору вагона, и слова Гая звучали в моей голове снова и снова. Он меня любит. Он никогда не говорил этого прежде, и я тоже тщательно избегала этих слов. У нас все получится. Он меня любит. У нас все получится.
Я шла вперед, погруженная в этот привычный мир, с его запахом поезда, неустанным жизнеутверждающим движением. В пространстве между вагонами я прошла мимо мужчины в пижамных брюках и вьетнамках, направлявшегося в туалет. Он улыбнулся мне понимающей улыбкой, словно говоря: «Мы в одной лодке», – и я ответила ему тем же. Я постучалась к Гаю и, не дождавшись его ответа, взялась за ручку и толкнула дверь.
Из горла у меня вырвался крик. Я схватилась за дверной косяк, чтобы удержаться на ногах, беспомощно глядя на открывшуюся глазам картину – картину, в которой не было никакого смысла.
Поезд со скрежетом остановился, и все замерло.
