Вдругъ, въ началѣ второго музыкальнаго отдѣленія, появился изъ-за зальныхъ колоннъ молодой студентъ скромнаго вида, который спокойнымъ шагомъ по среднему проходу дошелъ до сидѣвшаго во второмъ ряду на крайнемъ креслѣ инспектора Брызгалова и, громко крикнувъ, „Мерзавецъ!”, ударилъ его по щекѣ... Поднялась невѣроятная суматоха. Студента, оказавшагося по фамиліи Синявскимъ, немедленно схватили и увели. Брызгаловъ уѣхалъ домой. Большинство публики покинуло концертъ, который еле-еле довели до конца почти при пустой залѣ.
Этимъ же вечеромъ, во многихъ мѣстахъ центральной части Москвы на Никитскомъ, Тверскомъ, Страстномъ бульварахъ, на площади передъ генералъ-губернаторскимъ домомъ начали собираться студенческія группы, раздавались кое-гдѣ возбужденные голоса, выкрики противъ администраціи университетскаго начальства. Самъ я на концертѣ не былъ, а сидѣлъ вечеромъ съ нѣкоторыми изъ товарищей въ любимой пивной на Тверскомъ бульварѣ, куда неожиданно, около 11 часовъ вечера, ворвалась толпа студентовъ, сильно возбужденная. Одинъ изъ вошедшихъ взобрался на столъ и сообщилъ о только что происшедшемъ инцидентѣ на концертѣ.
Масса студенческой молодежи, узнавъ въ чемъ дѣло, съ пѣснями и гикомъ высыпала на бульваръ, на которомъ стали раздаваться возгласы: „Долой Брызгалова! Молодецъ Синявскій!” Образовалась многочисленная сходка, вскорѣ разошедшаяся, но участники ея демонстративно профланировали съ Тверскаго бульвара по Тверской, мимо генералъ-губернаторскаго дома, около котораго огромной толпой стали пѣть „Гаудеамусъ игитуръ” вперемежку съ тѣми же выкриками по адресу Брызгалова и Синявскаго...
На другой день намъ предстояло явиться въ канцелярію попечителя Округа, куда мы и отправились всѣ впятеромъ. Встрѣтившій насъ дежурный чиновникъ имѣлъ видъ чрезвычайно обезпокоенный и нервный. Просмотрѣвъ наши повѣстки, онъ пошелъ съ ними докладывать по начальству и вскорѣ вернувшись, махнулъ на насъ рукой и сердитымъ голосомъ сказалъ: „Идите, молодые люди, по домамъ, теперь не до васъ!” Онъ былъ правъ, ибо пощечина Брызгалову оказалась сигналомъ, послѣ котораго началось общее возбужденіе студентовъ во всѣхъ высшихъ учебныхъ заведеніяхъ не только въ Москвѣ, но и въ остальныхъ университетскихъ городахъ.
Немедленно послѣ случившагося на концертѣ была послана изъ Москвы шифрованная телеграмма въ другіе университетскіе города — съ краткимъ содержаніемъ: „мать заболѣла”. Послѣ Москвы начались совершенно однородные демонстративные эксцессы въ Казани, Харьковѣ, Кіевѣ и Петербургѣ. Въ самой же Москвѣ въ тотъ день, когда мы ходили къ попечителю, на нѣкоторыхъ бульварахъ, около Университета, Техническаго Училища, Петровско-Разумовской Академіи, стали собираться многочисленныя студенческія толпы и, одновременно, начали появляться наряды пѣшей и конной полиціи, а къ вечеру по всѣмъ главнымъ артеріямъ города стали разъѣзжать патрули донскихъ казаковъ съ лихо заломленными набекрень шапками, пиками и шашками наголо, нагло вызывающе обращавшихся со всякимъ, одѣтымъ въ студенческую форму.
