Патлатый англичанин благодарно закивал, когда на него перестали наезжать. Это был Патрик Ланкастер — уникальный и совершенно отважный человек. Мы подружились позже. Он работал оператором у Грэма Филлипса, а в итоге сам женился на донецкой девушке. Сейчас живет в ДНР, у них родился ребенок. Патрик работает независимым журналистом, у него свой канал на ютубе и куча подписчиков, а еще он через Интернет собирает деньги, чтобы закупать памперсы и развозить их маленьким детям, которые до сих пор живут в зоне обстрелов. Патлы он состриг, выглядит сейчас солидно. Короче, Патрик — крутой. Не жалею, что заступился за него. Моторола потом тоже с ним подружился, когда шли бои за Донецкий аэропорт, месяца через три после свадьбы.
День, конечно, выдался фееричный. Уже потом, в ресторане, посиделки в котором организовал один из лидеров антимайданского движения Павел Губарев, снова стреляли. Главный артиллерист в Славянске — пузатый ополченец с позывным Художник — прострелил потолок и сшиб кованую люстру. Рассказывают еще, что меня не могли оттащить от танцпола — я вовсю рок-н-роллил. Потом, когда через какое-то время я приехал на фронт в Снежное (Моторолы уже не было в ДНР, он лечился в Крыму) и зашел в штаб, меня едва не задержали для выяснения личности. Местное командование понятия не имело, кто я такой и что со мной делать. Так вот от неприятных и подозрительных вопросов тогда меня спас Тор. Он случайно зашел в кабинет, где проводилась беседа, и первым делом рявкнул:
— Эй, вы что, с ума сошли! Это ж тот чувак, что у Моторолы на свадьбе отплясывал. Семен же тебя зовут?
Медового месяца у молодоженов изначально не подразумевалось. На следующий день после гуляний Моторолу отправили на передовую. Лена оставалась жить в снятой в Донецке квартире — с мамой (они ее тоже забрали с собой из Славянска) и каждый день навещала мужа на фронте. Когда получалось, он возвращался вместе с ней домой на ночь. Я иной раз катался с ними. Мы загружались в белый бусик к Трофиму, тот самый, ментовский, и ехали в Снежное. На Трофима возложили обязанность доставлять из Донецка питание и боеприпасы для подразделения. Длилась эта идиллия недолго. Меньше чем через неделю после свадьбы Моторола с Леной попали в аварию, недалеко от Харцизска, когда мы возвращались под вечер колонной из Снежного. Я ехал с Трофимом. Супругов вез Чечен — сумасшедший ополченец, переправлявший гуманитарку в Славянск. На одном из перекрестков в них влетела легковушка. Ну или Чечен в нее влетел. Свидетели в показаниях путаются. Мотор снова оказался без сознания, Лена отделалась царапинами. На «скорой» их доставили в военный госпиталь на улице Калинина в Донецке. Жизни Моторолы ничего не угрожало, но состояние у него было неважное. Две аварии с сильнейшими сотрясениями за одну неделю. Когда полевой командир пришел в себя, оставаться в палате отказался категорически. Потребовал сигарет, хот-догов и чтобы его поскорей увезли домой. Всем близким становилось страшновато оттого, что после жесткой, опасной безумно, аскетичной жизни в окопах на Семеновке и подвалах Николаевки черная полоса началась именно здесь, в спокойном Донецке. На следующий день я зашел к Мотору с Леной, они собирали вещи. Стрелков отпустил их в отпуск, на лечение. Я пребывал в растерянности. Его бойцы, когда узнали об этом, — тоже. На прощание Моторола посоветовал мне держаться Вохи, все-таки не зря он был его правой рукой. Обещал вернуться не позже чем через месяц.
