— Есть, господин лейтенант.
Жандарм поднял Иллариона, и тот собрал все свои силы, чтобы поскорее выбраться из берлоги Мартинеса. Наступило тяжелое молчание. Снова застучала пишущая машинка. Лейтенант подошел к приемнику, нажал кнопки. Чарует,
Чарует в тропиках:
Земля,
Солнце...
Лейтенант Мартинес сделал злобный жест и резко выключил приемник, чтобы заткнуть рот жизни и свету.
*
* *
Была суббота. Солнце метало во все стороны огненные иглы. Асфальт становился мягким и черным как вороново крыло. То был день, когда жители гор спускались в город, из равнинных селений крестьяне стекались на базар, где стояли крепкие запахи.
— Но, черти ленивые! Эй!—кричала торговка углем, подгоняя своих осликов, нагруженных свыше меры. Суббота — день, когда матерям приходится с утра до вечера мыть, скрести, прибираться! К тому же ребятишки по субботам не ходят в школу. Надо весь день работать, работать без отдыха, не покладая рук, выполняя ритуал извечного труда.
А вот жандарм с ружьем на плече и в гетрах цвета хаки покрикивает на несчастных, которых он гонит перед собой.
По субботам Лалю, которая змеится от холмов, возвышающихся в глубине страны, словно артерия питает все тело Порт-о-Пренса. Капуста, морковь, всевозможные овощи и фрукты, бананы, иньямы, манговые плоды, апельсины, фисташки и всякая живность — хрюкающие свиньи, блеющие козлята, кудахчущие куры, разнообразнейшая снедь течет потоком, как кровь в жилах. Навьюченное на осликов, на спины мужчин, на головы женщин, все это мелькает, пестреет, суетится и кричит на солнце.
Жандарм гнал троих арестованных. Они шли гуськом. Первый был неимоверно грязен и так оборван, что при каждом шаге' сквозь дыры в его рубище появлялись и исчезали живот и побуревшая кожа ягодиц. На седеющей своей голове он нес огромную гроздь зеленых вялых бананов. У второго блестящие глаза бегали во все стороны, одет он был в синие холщовые штаны и белую рубаху из грубого полотна; на плечах нес черного с белым, жалобно блеявшего козленка. Третьим шел Илларион. Они быстро шагали в толпе.
Девочка-подросток перечисляла свои товары на мотив грустной песенки.
— А вот бататы, молодой маис, горошек, рис, пшено!
Девочка держала свою ношу на голове, напрягая мускулы шеи, резко отделявшейся от плеч. Товары свои она выкрикивала во весь голос, и при каждом крике на ее худенькой шее надувались жилы. Она шла ровным шагом, с лицом, окаменевшим от усилий, и с отсутствующим взглядом, одной рукой упиралась в бок, а другой балансировала, поддерживая равновесие, и в конце своих припевов приставляла ладонь к уху. Ведь известно, как хорошо звучит голос, когда прикладываешь ладонь к уху и расхваливаешь свой товар, словно поешь песню.
