— Погладь ее, Антоша, нежнее, еще нежнее, вот так…
Иногда же обрушивалась «баба» со всей яростью, жестко, с хрустом, так что пол вздрагивал под ногами, и тогда Гришоня, захлебываясь в восторге, издевательски взвизгивал:
— Хлещи ее, кузнец-молодец! Дави в лепешку, не жалей!
Антону надоели насмешки, и он в порыве гнева замахнулся на Гришоню клещами; тот метнулся за чугунную станину, испуганно выглядывая из-за нее на разъяренного парня.
— Убью, если будешь зубоскалить, честное слово!
Наблюдая за ними, Фома Прохорович усмехнулся; сняв рукавицу и доставая папиросу, он посоветовал Антону дружелюбно:
— Ты не злись и не торопись, рассчитывай, приноравливайся. Что ты ему прикажешь, молоту, то он и сделает, как закажешь, так и ударит… А начнешь злиться, рвать, он тебе отомстит, — не любит он плохого обращения. — Повернулся к Гришоне: — А ты не лезь: кинет тебя Антон на штамп вместо болванки.
— С него хватит, — обиженно проворчал Гришоня, выходя из-за станины, с опаской взглядывая на приятеля и желая все свести к шутке. — Оскалился… У, хищник!
— Давай, я постучу, — предложил Фома Прохорович, протягивая руку за клещами.
— Погодите, я сам.
Антон окинул взглядом цех: ревели печи, над ними вихрилась красная метель искр, ухали молоты, языки пламени разрывали сумрак, мелкие искрящиеся звезды чертили воздух, движения людей были привычны, размеренно-ритмичны.
— Давайте! — крикнул он Фоме Прохоровичу и опустил на глаза очки. Быть может, именно в этот момент Антон впервые почувствовал в себе настоятельную потребность подчинить молот своей воле.
2
Весь день ковали они, меняясь местами. Несмотря на усталость и первые неудачи, Антон был весел и задирист. Когда пришли сменщики, он крикнул Илье Сарафанову:
— Эй, нагревальщик, подкинь болванку, проверю твои способности!
Сарафанов уныло мотнул головой и презрительно отвернулся.
— На молот перехожу, видишь? — с гордостью поведал ему Антон.
— Наплевать мне. Я скоро уйду с завода, — буркнул Илья неожиданно угрюмо.
— Почему?
— Нагибаться тяжело, — бросил он мрачно.
— Ох, пожалеешь!.. — предостерег Антон.
— Не твоя забота. — Придвинувшись к нему, Илья спросил сердито: — С Безводовым обо мне ты говорил?
— Ну, я.
— Тебя кто просил?
— А что особенного? Он не первый встречный, а комсорг.
Два дня назад, придя рано в цех, Антон с удивлением и испугом заметил торчащие из-под печи длинные ноги. Он осторожно тронул их носком ботинка; ноги сейчас же скрылись, послышался недобрый возглас: «Чего надо?» — и показалась взлохмаченная голова Сарафанова. Он вылез, сощурив покрасневшие глаза с отечными припухлостями под ними, взглянул за окно, где студеной и прозрачной ключевой водой разливался синий рассвет, спросил со скрытым беспокойством:
