Мотель схватил мешок и направился к соседнему колхозу: «Одолжат мешок овса, — ничего!» — весело думал он, дымя цигаркой и напевая что-то про себя. На дворе было все так же пасмурно, тучи нависли над тайгой и грозили каждую минуту упасть на землю проливным дождем.
Вечером было созвано экстренное собрание. Клуб переполнили старожилы с загорелыми, обветренными лицами. Мелькали и белые лица только что прибывших переселенцев. В зале было шумно и оживленно.
Собрание открыл секретарь партийного комитета, товарищ Лева.
— На повестке дня один вопрос…
— Жратва! — подхватил кто-то из задних рядов.
Широкое лицо Левы расплылось в улыбку. Он закончил коротко:
— Да, насчет жратвы… Слово предоставляется товарищу Лейбману.
В зале стало так тихо, что Лейбман даже побледнел. Он, как всегда, подошел к столику с записной книжкой в руке, с той самой книжкой, в которой были записаны планы «гигантов»… Одним глазом Лейбман заглянул в свои записи и обратился к собранию.
— Странное положение создалось, — начал он с вынужденной улыбкой на лице, — в Волочаевском амбаре лежат продукты, которых хватило бы на всю зиму, а здесь с продовольствием довольно таки неважно… Вот, к примеру, лежат там полтораста мешков муки, а у нас здесь завтра уже не из чего будет печь хлеб.
— Завтра? — послышался чей-то удивленный возглас.
— Чего же ждали? — поддерживает другой.
— Ждали? Нет, не ждали… Натолкнулись на трудности, биробиджанские трудности… — Лейбман пытался отделаться шуткой.
Но собравшиеся не давали покоя:
— А что конкретно сделало правление?
— Почему до сих пор не построена своя база?
— Какие меры предприняты для доставки продуктов?
— Правление занято…
— …гигантскими постройками! — перебивают один другого.
— Надо писать в район!
— В Москву!
Лейбман чувствовал, что против него накапливается «порох», но он не ожидал, что этот «порох» уже сегодня взорвется.
Колокольчик в руке Левы надрывался.
— Дайте кончить! Все получат слово.
Нелегко было утихомирить разгоряченных людей. Стихло, когда после нескольких слов Лейбмана, которых никто не слыхал, выступил старый биробиджанец, конюх Мотель.
— Тихо!
— Спокойствие!
— Дайте говорить! — кричали колхозники один другому.
Мотеля любят. Все знают, как он увлечен работой, знают, что он человек простой, без задних мыслей — настоящий биробиджанец…
На Мотеле белая рубаха, подпоясанная тонким ремешком. Он тщательно умыт, прямые волосы аккуратно расчесаны на пробор. Девушки ревновали его друг к другу.
