Горицвет | страница 38
— Расскажи что-нибудь эдакое. Не спится что-то. Сам себе пробовал рассказывать, неинтересно: заранее знаешь, что дальше будет. Давай. Да повеселее что-нибудь выбери, чтобы я посмеялся.
— Сейчас, Михайло Иваныч, вот. только с мыслями соберусь. Бегут вразброс что-то, — топтался Заяц у медвежьей постели. — Сейчас, сейчас, я для тебя хоть до утра рассказывать готов.
— До утра зачем же, — прогудел Медведь, — усну вот и иди себе домой. У тебя, может, дома дела какие есть.
— Ну какие у нас, у зайцев, дела могут быть, — проговорил Заяц, — так, мелочь разная заячья.
И начал рассказывать. Рассказывал Заяц Медведю свою самую веселую сказку, а сам смотрел на него, и думал: «Поскореё засыпай, Михайло Иваныч, жена у меня дома при смерти и детишки не кормлены».
СУСЛИК И СТАРЫЙ МЕРИН
Шел по степи старый Мерин. Смотрит, Суслик у норкй сидит, зубы солнышку показывает. Остановился перед ним Мерин, покачал головой и спрашивает, будто не знает:
— Ты кто?
— Что ж ты не видишь разве — Суслик.
— А... ты тот самый, кто с наших полей хлеб потаскивает?
Постоял Мерин. Покачал головой. Еще спросил:
— Ну а в детстве ты кем был?
— Что ж ты не знаешь, что ль, — Сусликом.
— А... тем самым, кого наши сельские ребята выливать ходили.
Еще постоял Мерин. Еще головой покачал. Спросил:
— Ну, а состаришься, кем ты будешь?
— Кем же еще — Сусликом.
И Мерин удивился:
— Это что ж, ты так всю свою жизнь и проживешь Сусликом?
— А ты разве не так?
— Нет. В детстве я был жеребенком, вырос — конем стал, а вот теперь я состарился и зовут меня
старым Мерином. А ты родился сусликом и сусликом готовишься помереть: мелким полевым воришкой.
Обиделся Суслик, выкрикнул:
— А ты всю жизнь лошадью был, — и спрятался в нору.
Мерин покачал головой, подумал. Согласился:
— Верно, всю свою жизнь я был рабочей лошадью, а это совсем не то, что быть сусликом. Ты же всю жизнь чужой хлеб ешь, а я выращивал его, — сказал и пошел себе дальше.
МУЧИТЕЛЬ
Полез Барсук в курятник за курицей, а капкан — щелк! — и поймал его за лапу. Еле он из него вырвался. Сидел после этого дома и разговаривал со своим животом:
— Это я из-за тебя попался. Не взбреди тебе на ум курятины отведать, я бы и в курятник не полез и незачем было бы капкану ловить меня. Ух, мучитель ты мой.
Бум! — стукнул кулаком по животу.
— Их, побить бы тебя, да самому больно... Если бы не было тебя, как бы мне хорошо было. Я ведь только о тебе и забочусь, только и рыскаю везде, чтобы накормить тебя.