А сливки так пахнут, что даже голова кружится и глаза закрываются.
Закрыл котенок глаза и ахнул: темнота-то какая. Ну ничегошеньки не видно. И как он сразу не дога? дался глаза закрыть? Да в такой темноте не только кринку со сливками, саму бабушку унесешь, и она не разглядит — кто.
И потянулся котенок с закрытыми глазами к кринке со сливками. Подполз, только хлебать собрался, слышит: спрашивает его нежно бабушка:
— Ты чего это придумал? Ах ты, воришка! — Да полотенцем его, полотенцем.
Спрыгнул котенок на пол, с пола — на кровать, с кровати — на печку. Забился в самый дальний угол и сидит, никак в разум взять не может, как это его бабушка в такой темноте разглядела. Ведь было же совсем, совсем темно.
Дня три после этого все приглядывался котенок к бабушке Агафье и покачивал головой: вот это глаза! В темноте видят.
Заболела у Зайца жена. Весь день он бегал по лесу, лекарства ей добывал разные. Чуть доплелся вечером до дому. Окружили его ребятишки, загалдели, как галчата:
— Папа, есть хотим.
— Папа, есть хотим.
Глядит на них Заяц помутневшими глазами — крепко устал все-таки, — шепчет:
— Сейчас, мои хорошие, сейчас, мои длинноухие, и накормлю вас и спать уложу, вздохну только минутку да маме питье приготовлю. Сейчас я, сейчас...
А сам уж чуть говорит, рот весь свело — набегался так. И вдруг слышит, зовет его Сорока:
— Эй, где ты там, Заяц? Иди скорее, тебя Медведь зовет.
— Жена у меня больная, детишки не кормлены,*— говорит Заяц, — куда я пойду?
— Зачем ты мне это говоришь, — ответила Сорока, — Медведю скажи. Не я, он тебя зовет.
— Иди, — простонала жена. — Медведь все-таки.
Заяц и сам знал, что идти надо. Так говорил просто, чтобы душу отвести: хоть Сороке пожаловаться.
Простился с женой, пошел.
А уж Сорока раззвонила всем: Медведь Зайца посумерничать позвал к себе. Идет Заяц по лесу, завидуют ему все, поздравляют:
— Сам Медведь тебя к себе зовет.
— Счастливчик ты...
Слушает Заяц и думает: «Что ж завидуете вы?
* Кабы он меня в гости звал, а то ведь сказки рассказывать. Я уж бывал у него, знаю», — и поскреб несмело лапкой в дверь медвежьей берлоги.
Закряхтел Медведь, заворочался:
— Ты, что ль, косой? Чего долго так? Я уж заждался. Думал — возгордился, не придешь. Входи.
Вошел Заяц. Топчется у порога, не знает, куда деть себя.
— Иди сюда. Ближе, — прогудел Медведь.
Подошел Заяц. Стоит возле Медведя, а он, длинный, могучий, во весь рост на постели вытянулся. Так и пышет от него здоровьем. И голос свежий, басовитый:
