Вторая жизнь Уве | страница 89

Уве поворачивается к Йимми. Наказывает:

– А ты надень майку. Иначе на километр тебя к «саабу» не подпущу. Понял?

Парване оплачивает парковку у больницы. Уве предпочитает не спорить.

Уве не питал какой-то особой неприязни к этому коту. Отнюдь. Просто не любил их брата в принципе. Никогда не знаешь, какой фортель кошки выкинут в следующий момент, а потому он никогда не доверял им. Особенно таким мордоворотам, как Эрнест, – величиной с мопед. С первого взгляда мудрено даже понять, что за зверь перед вами: то ли кот-переросток, то ли лев-недомерок. И не знаешь наперед: проснешься ли наутро или эта тварь сожрет тебя (а она может, если захочет). Какая уж тут может быть дружба? – такова была жизненная позиция Уве.

Соня же любила Эрнеста безоговорочно, так что Уве научился держать свои резоны при себе. В разговорах он никогда не задевал тех, кого она любила, – уж кому-кому, а ему было прекрасно известно, каково это – полюбиться ей, когда все вокруг только разводят руками в недоумении. А потому они с Эрнестом кое-как притерпелись друг к другу, приноровились ладить между собой (не считая того случая, когда Эрнест цапнул Уве, севшего ему на хвост, мирно покоившийся на табуретке) в те дни, когда Уве бывал в лесной избушке. Ну, или, по крайней мере, старались не мозолить друг другу глаза. Так же общался Уве и с отцом Сони.

И даже если Уве считал, что негоже кошаку, будь он неладен, сидеть на одной табуретке, а хвост положить на другую, с безобразием этим приходилось мириться. Ради Сони.

Рыбачить Уве так и не научился. Зато за две осени, минувшие с той поры, как Соня привела его в лесную избушку, крыша не протекла ни разу – впервые за время существования дома. И грузовик заводился, стоило только повернуть ключ. Сонин отец, понятно, не расточал ему за это благодарностей. Однако ни разу не обозвал Уве «городским». Что в данном случае служило знаком чуть ли не наивысшего расположения.

Так минули две весны. И два лета. А на третье, холодной июньской ночью, старик скончался. Никогда еще Уве не видел, чтобы кто-то рыдал так безутешно, как рыдала Соня. Первые дни почти не вставала с постели. Уве, даром что столько смертей повидал на своем веку, и тот не знал, как быть со столь неутешным горем, а потому просто неприкаянно бродил по кухне, пристроенной к лесной избушке. Зашел пастор из деревенской церкви, поговорили насчет похорон.

– Справный был мужик, – коротко сказал священник и показал на висящую на стене фотографию, на которой старик сидел с Соней.