Комар еще не проснулся, пищит тонко и одиноко. Укусы его в эти минуты кажутся острее. Солнце подымается над водой в тумане, будто в дыму. Невод шлепает гирляндами золотистых наплавов, морщится вода в садках — верный признак кеты.
Шелегеда обладал редким даром мгновенно просыпаться и тут же вставать. И сразу начинал будить рыбаков, а будил он, надо сказать, грубовато. Вначале заорет: «Подъе-ем!» Кто-то всхлипнет, оборвав сон, кто-то крутанется под одеялом. И только два человека сразу садились и в таком состоянии еще додремывали несколько секунд, потом спускали ноги, шарили сапоги, пиная подросшего Сынка. Тот принимал это за игру, начинал радостно рычать, прыгать, мотать в зубах портянки.
Эти двое — Том Корецкий и Савелий Водичка. Первого поднимали заботы: надо подвезти бочонок под кетовые брюшки, раздобыть тузлук на рыббазе, завязать контакты с командой морозильщика и так далее. Все это не просто. Савелий соскакивал первым потому, что считал себя самым слабым в бригаде и ему просто стыдно показать эту слабость.
Труднее всех поднимался Омельчук. Его все жалели и будили в самую последнюю минуту. Дело в том, что Омельчук вел ночной образ жизни. Еще не было случая, чтобы часам к двенадцати он не уходил на свидание. При этом, не имело значения — шел ли дождь, падал ли снег, молотила ли берег бешеная волна. Всегда в одно и то же время к нему спускалась высокая блондинка. Они шли по берегу, устраивались возле завала плавника, разводили, если позволяла погода, костерик и молча сидели друг против друга. Странная у них была любовь. Она возникла среди крови и мяса. Оба работали обвальщиками в местном пищекомбинате. Работа тяжелая, малоприятная. Обвалить тушу оленя — то есть небольшим ножом полностью отделить мясо от костей — опытный мастер может минут за тридцать-тридцать пять. Омельчук успевал за двадцать, да еще помогал напарнице. О женитьбе они вслух не говорили, но решили пока вместе провести отпуск. Летом на пищекомбинате работы мало, и Омельчук подался на путину.
Нелегко было разбудить и Витька. К нему Шелегеда применял грубую физическую силу. Он хватал ногу морячка и начинал ее выкручивать. Витек мычал, пинался, клял на чем свет стоит бригадира, путину и вообще весь белый свет. Остальной народ бригады, включая «палаточного» Славу Фиалетова, поднимался обыкновенно, как поднимаются очень усталые люди.
Но это утро омрачилось вчерашним тягостным разговором с поваром. Послали за ним. Кухня, как всегда, оказалась на крючке. Витек замолотил кулаками по стенке — строение зашаталось, но повар не выходил. Тогда принялись стучать палками, каблуками сапог, кидать камни на гофрированную жестяную крышу. Безрезультатно. Изнутри плыл равномерный здоровый храп. Повар действительно был глуховат. Тогда догадливый Том Корецкий вынул из брюк монетку, приказал всем умолкнуть и тоненько застучал ребром по стеклу окна. Зазвенело в ушах будто в глазах зарябило. Храп захлебнулся, умолк. А вскоре показалось мятое широкое лицо повара. С секунду оно неодобрительно разглядывало рыбаков, потом догадливо закивало:
