Или — обман зрения? Нет же, светятся глаза, оба — зелёным, как огоньки болотные!
— Кто ты, гость незваный? — изменил вопрос инок.
Филипп уже знал ответ. Но не решался и про себя признать страшную правду.
— Ливонский дворянин, — шире улыбнулся незнакомец. — Поверишь ли?
— Нет.
— Ты же всё понял, правда, монах? Ты же испугался, правда?!
— Тело боится, — не стал спорить Филипп. — Душа же, охраняемая Господом, спокойна.
— И смерти не боишься?
— Раз ты с ней пришёл — не боюсь. Значит, жил правильно, коли гневаешься.
— Сме-е-елый, — протянул незнакомец. — И гнева царского не убоялся, и моего явления...
Филиппу казалось, что в келье становится всё теплее. Или не казалось? Не морок же, что воздух начал светиться, ярче и ярче, как костёр в лесу, от углей до пожара.
А незнакомец вырос, дотянулся макушкой до потолка и даже согнулся немного, глядя сверху вниз на непокорного священнослужителя.
— Почему царь не приказал убить тебя, старик?
Голос незнакомца потерял акцент. С ним — всё человеческое, став безжизненным и трескучим, как мёрзлое дерево.
— Смерть твоя должна была лечь на его душу!
— Что, бес, снова не вышли твои козни? Нам, живущим правдой, враг человеческий не страшен!
— Не смерти бойся, но лжи, старик.
И мнимый опричник протянул чудовищные лапы к лицу Филиппа.
— Изыди, Сатана! — успел проговорить инок, пока холодные мертвенно-синие пальцы с острыми когтями не закрыли ему рот. — Не верю в наваждения твои!
Вспыхнула стоявшая на полочке икона Успения. Пламя, неожиданно яркое и высокое, лизнуло одежду опричника, рванулось вверх, к потолку, к морде беса.
Мерзкая тварь, всё больше утрачивавшая человеческий облик, взвыла от боли, выпустила Филиппа.
Опальный митрополит умер легко, без мучений. У него просто перестало биться сердце. Время пришло.
А тварь... Наверное, рассыпалась серым прахом, запятнав пол кельи, и вылетела наружу, покорившись воздушному потоку. Что поделать, при открытой двери здесь неминуемо начинался сквозняк. Или стала тёмным пятном, тенью, отползшей в дальний угол и скрывшейся в мышиной норе.
Икона Успения, целая и невредимая, стояла на своём месте. Богородица с печалью смотрела на опрокинутое навзничь тело Филиппа. Не явился Ангел Господень в красе и величии, не прогнал прислужника нечистого. Убившего тело, но — что важно! — не душу. Нам ли судить о замыслах Божьих, стараясь понять суть вещей?
Ты в раю, святитель Филипп! Сказано же — воздастся по делам нашим.
