— В темницу его! — приказал царь. — Нам уже всё ясно.
Антона Свиязева на руках отнесли в темницу. Скоро туда пришёл лекарь, облегчил боль от ран, но только ради того, чтобы вскоре вместе с поваром Молявой и прочими заговорщиками новгородский подьячий взошёл на плаху.
Царь же задержался в пыточной. Глядя не на людей, а на закопчённые стены, сочащиеся влагой, он сказал:
— Первым делом — с князем Старицким разобраться надобно. Срок выберу, приглашу к себе, в Александрову слободу; государю в лицо никто лгать не осмелится. Затем — с господами новгородцами посчитаться придётся. К зиме войско звать нужно. Войной на изменников пойду, не подданные они мне, а враги лютые. Вам же здесь надлежит собрать всё знание о заговоре, чтобы ни один виновный от расправы не ушёл. Не мщу им, видит Господь, но суд Божий чиню!
Царь, сопровождаемый Малютой Скуратовым, вышел из пыточной.
Щелкалов и Грязной переглянулись.
— Хотелось бы мне увидать того беса, что у Пимена живёт, — сказал Щелкалов.
— И на дыбу к нам, в Разбойный приказ, — предложил Грязной. — Страсть как любопытно, литовцем он окажется либо новгородцем?
— А если и в самом деле — бес?
Дьяки, отпустив палачей, обедали прямо тут же, среди допросных листов и окровавленных инструментов пытки.
Андрей Щелкалов, разломив пополам варёную курицу, вернулся к прерванному разговору.
— Кто для государя лучший защитник, кроме Бога?
— Люди опричные да служилые, — ответил, не задумываясь, Грязной.
Верил в то, о чём говорил, поэтому и не взвешивал, как обычно, свои слова.
— Это верно, если речь о телесной защите идёт. А удар-то, как видишь, в душу направлен... Не случайно Пимен постарался от царя митрополита Филиппа отвести. Святой тот, его слово перед Богом среди первых будет.
— Опасаешься, не случилось бы чего с опальным митрополитом?
— Уверен почти, что случится... Охранить бы его, только негласно. Государь опалы с Филиппа не снимал.
— Понимаю. И человека знаю, что согласится помочь. Один опальный сохранит другого.
— Не загадки сказывай, имя назови.
— К князю Умному-Колычеву обратиться за помощью надо.
— Погоди! Он же прочь от государевой службы отставлен! Да с позором — тебе ли не знать? — это ж после посольства к Сигизмунду было!
Два года назад князь боярин Умной-Колычев ездил с посольством к королю польскому Сигизмунду-Августу. По возвращении в Александрову слободу дипломат был прилюдно обласкан и награждён царём Иваном Васильевичем. А на пути в Москву перехвачен отрядом опричников, унижен и ограблен, да так, что до дому добрался на хромой кобыле, из жалости одолженной на каком-то глухом яме
