Моего спутника рядом не было. Я всматривалась вниз, но не могла ничего разглядеть в той темноте, откуда выплыла. Проклиная себя, я вертелась из стороны в сторону, удерживаясь на плаву и без какой-либо надежды осматривая небольшую пещеру. Как мне только в голову пришло, что он, ослабленный, однорукий, сможет побороть течение? Я изо всех оставшихся сил сосредоточилась на своих предчувствиях и инстинктах, что привели меня сюда, в другую пещеру. Глаза оказались бесполезны. Не следовало брать его с собой — он был еще так слаб, обессилен после заключения в резервуаре. К тому же у него лишь одна истощенная рука. Я ждала, работая ногами. Этот грот походил на первый, но та пещера была открытая, выход из нее вел в долину, эта же закрыта со всех сторон. Единственный лучик света пробивался через косую трещину двадцатью метрами выше. Тишину нарушала только капель со сталактитов. По звукам капающей воды я отсчитывала секунды. Он же не мог так надолго задержать дыхание? Ведь его костлявая грудная клетка не могла вдохнуть достаточно воздуха, чтобы продержаться все это время?
Он всплыл так стремительно и быстро едва ли не в метре от меня, что я испугалась. Он мучительно пытался отдышаться, на его лице застыло то же отчаяние, которое я видела через стеклянную стенку резервуара. Парень кашлял и сыпал проклятиями, пока мы карабкались по выступу скалы, тянущейся вдоль всей стены грота. Отовсюду торчали острые края, но освободиться от тянущего речного потока представлялось благословением. Я даже не осознавала, до какой степени вода была холодной, пока я не вылезла на камни.
Моему напарнику тоже удалось выбраться, пусть и неловко, и когда мы рухнули рядом друг с другом, я увидела, что на его задыхающемся теле, как и на моем, опасное путешествие оставило свои следы. Он перехватил мой взгляд, отмечая многочисленные ссадины на спине и плечах. Мне в глаза ударила его нагота, и я быстро отвернулась. Пока мы так лежали, глядя на свет, пробивающийся через свод пещеры, я задумалась не о его теле, а о своем собственном. После двух лет заточения в камерах сохранения я перестала чувствовать свое тело как объект, видимый другими. Когда я попала в плен, мне исполнилось семнадцать, и вот сейчас, спустя четыре года, была ли моя грудь такой же? Мое лицо, которое я так долго не видела? Бледная кожа вдруг показалась мне чужим одеянием. Голым был мой напарник, но и я тоже чувствовала себя странно обнаженной.
