И я пел. Первый концерт Шнитке. То место, которое одно и можно петь — а кроме него, там только собачий вой, скрип дверей, гниль ржавого железа. Та-да-да-да… Та-да-да-да… Живая середина — небольшой кусок, маленький совсем — это и есть — безумие. Намеком, отголоском, почти неслышно сначала, вползает Идея внутрь мозжечка; дает ростки. Глухо, пасмурно, упорно — цепляется корнями за мозговые извилины, обвивает их, срастается с ними. Ты и не догадываешься пока — а она уже угнездилась, уже засела. И вдруг — внезапно — дала о себе знать фальшивой нотой; чересчур громким смехом — или, наоборот, непонятными слезами, истерикой. И ты пытаешься ее остановить, поймать, задержать — и не можешь, никак не можешь; и не сможешь уже; потому что скользким желе растечется у тебя между пальцев; тревожной веной дрогнет на сгибе — и все больше делается фальшивых нот; все чаще прорываются они — яростью, болью; трескается привычная маска, из-под нее проглядывает дьявол. Сумасшедших считали одержимыми — зря! Это не бес, нет, не бес — это Другой; это Другому мало места — там, во вчера или завтра; это он лезет, заполняет собой мозг, съедает душу… И это понимание мелькнет удивительной, разрушающей красотой; у кого-то даже вызовет к жизни пару шедевров — стишки, картинки; а дальше — дальше окончательно снесет крышу — и громко, самоуверенно и нелепо грянет безумное танго.
Я шел. Надо было идти — к себе, к толстой общей тетради. Купил специально, чтобы составить список краденых книг; а сейчас казалось, что ничего нет важнее девяноста шести страниц в клетку под картонной обложкой; казалось, предчувствовал, знал — понадобится, спасет. Я не нашел «Утопии» — что ж, придется ее написать. И я шел — записывать. Шел убивать свой бред. За этим они и пишут — все, кто был, кто будет — не поймать мгновение, не пришпилить канцелярской кнопкой настоящее — нет — для того только, чтобы истребить Другого, хоть на время заглушить голоса в голове, уничтожить мешанину слов. Я ловил их — имена, междометия, глаголы — в воздухе ловил, в запахе бензина, в автомобильных гудках; из тьмы вытаскивал и утрамбовывал в память, организовывал. О чем? О Видении? О Другом? Или — просто: мол, нашел книжки — с самого начала… А где, в какой момент оно началось — начало? С какой точки стало возможным — а потом неизбежным?..
Тонкая светлая полоса проглянула на Востоке. Солнце всходило в аду. Я свернул на Щелковское шоссе. Мимо новостроек, до Измайловского парка — а там выйду к трамваю. Дождь перестал…
