Иванов помчался на своей паре обратно. Солдаты под командой Алферова покатили миномет вниз, откуда им уже «семафорил» солдат-телефонист.
И едва второй расчет с подпряженными уносными взъехал на гребень, Никаноров приказал Иванову скакать обратно, вытягивать третий миномет. На позицию третий прибыл, когда первый уже выпустил по японцам пристрелочную мину…
Они довольно быстро подавили пулеметные точки смертников, разметали батарею, и пехота пошла за огневым валом.
После боя Никаноров подошел к Иванову. Тот осматривал, не сбиты ли холки уносных, гладил их, приговаривая:
— Притомились, работнички, притомились… Ну, отдыхайте, покамест тихо.
Никаноров сказал, глядя в сторону, чувствовалось — переламывал себя:
— Спасибо тебе, Васильич. Всю батарею выручил. К ордену представлю. И не злись на меня, пожалуйста. Сам знаешь: был приказ…
Орден Иванову не дали — жирно для ездового. Тем более Красная Звезда у него уже была. Но медали Никаноров все же ему добился. Было в то время Иванову сорок два, Никанорову — двадцать три года.
А когда кончилась короткая эта война, Иванов демобилизовался и уехал в Барабинскую степь, в свой обедневший за войну колхоз. Никаноров вскоре тоже снял погоны и стал доучиваться в Московском университете, откуда со второго курса ушел в ополчение.
4
Повлажневшими глазами Никаноров рассматривал Иванова. Был тот в кирзовых сапожишках, в сатиновой косоворотке с белыми пуговками. Выгоревший пиджак обтягивал еще крепкие плечи. Иванов радостно щурился голубыми глазами, сиял всеми своими рябинками. И на душе у него было бы совсем хорошо, если бы не стоял тут Подшивалов. А тот уже завел:
— Встреча, как я понимаю, давних знакомых. Бывает, как говорится. Только ты, Иванов, давай-ка не задерживай. Товарищ из московской редакции, по серьезному делу.
Глаза Никанорова, заметил Иванов, стали такими же, как бывали, когда грозился он прописать «на полную катушку». И теперь уже он бесповоротно признал лейтенанта.
— Поговорить бы с вами, — вполголоса сказал Иванов. — До моей избы недалечко. Уважьте?
— А как же иначе? — спросил Никаноров и объявил Подшивалову и Водолахину, что останется в этой бригаде до завтра.
— Понятно, — сказал Подшивалов. — Только, может, удобней вам будет на моей квартире?
— Нет, нет. Спасибо, — поспешил отказаться Никаноров, достал из машины чемоданчик, перекинул на руку шуршащий плащ и, едва отошли, спросил:
— А ты, значит, с тех пор все по конной части трудишься?
