— Ну, детали потом, — встал разведчик. — Где у вас рация? Мне нужно срочно связаться с Центром.
— А может… — облизал налитые, как у женщины, губы розовощекий майор, — начнем все-таки с деталей?… — Он извлек из планшетки несколько тетрадных листочков, макнул перо в школьную чернильницу и с приветливой деловитостью, словно заполнял листок по учету кадров, осведомился: — Фамилия, имя, отчество?
— Что здесь происходит? — взорвался Ленц. — Объяснят мне в конце концов, что происходит?
В блиндаж ворвалось облако света, заиграло зелеными бликами на бревенчатых стенах, увешанных газетными вырезками с Большой земли. Из тамбура осторожно спустились по шатким ступенькам фельдшер и санитарка, бережно поставили на землю, устланную хвойными ветками, самодельные носилки.
— Только недолго, товарищи начальники, — недовольно потребовал фельдшер. — Слаба еще, крови много потеряла.
С носилок на Ленца пристально, не отрываясь, смотрела Шура. В глазах ее была боль.
— Ты?!… — его качнуло, спазма сжала горло. — Ты? — рванулся он к носилкам.
Он едва не разревелся, — это было как тогда, в Маньчжурии, десять лет назад, когда ему переслали фотографию, на которой сосредоточенно расправлялся с манной кашей незнакомый лобастенький малыш, его сын, и снимок расплывался из-за дурацких счастливых слез, — с ним редко, но случалось такое: ручьилось из глаз, неудержимо, как у бабы.
— Ты!…
— Идите, — быстро приказал майор фельдшеру и санитарке.
Те вышли, оглядываясь на всхлипывающего человека в немецкой форме.
— Отпустили? Бежала? — ловил разведчик ускользавшие Шурины пальцы. — Как вышло, что ты здесь, жива? Шуринька?
— Не ждали? — с трудом, дрожащим голосом выговорила она и отняла восковую руку.
Дед отодвинул Ленца.
— Дура… тряпка… — кусала губы девушка. — Хотела в глаза ему плюнуть… бесстыжие… И не могу…
— Ну так как? — постучал розовощекий пером-уточкой по бумаге. — Будем и дальше Ваньку валять? Или начнем говорить правду?
— Правду?… — повернулся к нему Ленц. — Какую правду?
— Учтите, — глядя в пространство, предупредил майор, — только чистосердечное признание может облегчить вашу участь.
— Признание? В чем?
— В чем? — взревел Дед. — А кто деньги брал в СД?
…Деньги… Шкатулка, опущенная на кнопку вызова… Шура в дверях, застывший ужас в ее глазах… Так вот откуда давящее предчувствие беды, не отпускавшее его ни на минуту все эти дни…
— Пока вас ни в чем не обвиняют, — комиссар попытался смягчить резкость командира. — Мы только хотим разобраться… Поймите же! — тоже повысил он голос. — Одно из двух: либо неправду говорит ваша связная, либо вы…
