— Напасть нынче, — проворчала она, увидев вошедших и жалуясь кому-то.
Девушка, которая катила бидон, рыженькая, с мелкими белыми зубами, сверкавшими из-под веселых губ — очевидно, к ней обратилась рябая, — спросила торопливо и шепеляво:
— Чем докажете, что ребенок не ваш?
Иван растерялся. В затылок ему часто дышала Шура.
— На одной станции подкинули. У меня есть документы: я служил на Первом Белорусском фронте. Вот, отметки везде есть, — голос Ивана задрожал. — А у нее нет ничего, — добавил он. — Она так едет. — Помолчал и уточнил: — Мы на время, пока пристроимся где-нибудь. Кормить нечем.
— Из колхоза, что ли? — спросила рыженькая, неулыбчиво глядя на Шуру.
— Из деревни, — сказала Шура, моргнув.
Рябая читала, шевеля губами, не отрываясь, раз десять подряд документы Ивана, сличала фото с оригиналом и, глядя в пол, сказала твердо:
— Места нету. Ясли забиты, вы же видите. Мы ничего не можем, товарищи, поделать.
Рыжая девушка посмотрела на пришедших по-прежнему подозрительно, пошевелила рукой документы на столе и, переступив ногами в валенках с галошами, сказала:
— Треп разводят, тетка Вера, ихний это ребенок. Врут!
— Не может их быть, — сказала твердо и авторитетно тетка Вера.
Не столько по документам, не столько по их словам, а чутьем опытной, перевидевшей многое на свете женщины она поняла: это был чужой ребенок.
— Что делается на белом свете! — сказала возмущенно рыжая, отворачиваясь.
Появилась еще одна женщина, маленького роста, с ясными робкими и болезненными глазами, халат на ней сидел дыбом, неуклюже, как на рогатине; она сказала, кивнув на чердак:
— У восьмерых сыпь опять, ужас невозможный.
— У кого?
— Все у девочек.
— Так! — сказала тетка Вера, сжала кулаки, положила их упрямо на стол и посмотрела на них.
— А мальчонку рахитного в больницу справьте, — строго произнесла маленькая женщина, говоря своим взглядом Ивану и Шуре, что ей не до них, чтобы рассматривать, потому что много дела.
— Надо справить, — приказала тетка Вера рыжей: — Раскрути дите, свешай, обмой, — и вышла из комнаты, тяжело волоча ноги, на пороге обернулась. — Имя дали?
— Есть! — сказал Иван.
Тетка Вера, вздохнув, пристально посмотрела на молодых людей и вышла.
— Обождите, запишу ваши адреса, — сказала рыжая, уже не глядя на них.
— У нас нет адресов, — сказал Иван.
— Тогда фамилии. Кладите, чего вы! — прикрикнула она грубо-насмешливо на Шуру.
Шура, нагнувшись, положила ребенка на продранный диванчик. Рыжая быстрыми, ловкими руками стала раскручивать его. Выражение доброты появилось в ее лице, но не к ним — к ребенку. Ребенок сразу перестал скулить и затих.
