Чжао Сяоцян возвращался домой в тоскливом расположении духа. В ушах звучал сердитый голос Чжу Шэньду, перед глазами маячил он сам, раскаленный гневом, с почему-то вдруг заострившимся носом и до того плотно сжатыми губами, что верхняя стала прямой, как лезвие ножа, все это необычайно раздражало и даже пугало Чжао Сяоцяна. Он уже сожалел, что столь опрометчиво ринулся к почтенному Чжу, вот сам же и нарвался! Так и шел он по улице в некоторой прострации, пока на перекрестке его чуть не сбила «Корона». Взвизгнули тормоза трех машин, бежавших с разных сторон по разным направлениям. Водители и постовой дружно облаяли его. А постовой еще и нотацию прочел. Чжао Сяоцян пропустил ее мимо ушей, согласно кивая в такт монотонному брюзжанию. Наконец постовой отпустил его, наставительно заключив:
— Ладно, на первый раз отпускаю, но больше мне не попадайтесь.
Прощен, понял Чжао Сяоцян и засмеялся.
Пару минут постоял на углу под фонарем, разглядывая огромную афишу фильма «Наш Столетний Бычок»: плотный крестьянин присел бочком на лежанку, в руках миска и палочки для еды, жена сердитая, верно, одурачил ее, а сам лопает. Да, есть над чем посмеяться в жизни и есть от чего впасть в уныние. Но все же немного полегчало.
Дома он поужинал, вместе с женой посмотрел по телевизору хронику — руководители страны принимали иностранных гостей. И гости, и хозяева были весьма учтивы, откровенны, и все эти ковры, диваны, чайные сервизы, люстры, картины на стенах создавали атмосферу спокойствия и устойчивости, в общем-то благотворно подействовавшую на Чжао Сяоцяна. В следующей передаче «По нашей планете» показали африканскую страну. Города с высоченными зданиями и потоками машин, бескрайние пустыни, первобытные танцы. Завершал программу вечерний концерт — в слепящем сиянии ламп, переливах красок, точно клоуны, выламывались «звезды».
Когда на следующее утро коллеги Чжао Сяоцяна затеяли с ним дебаты о «куповедении», с его лица не сходила улыбка — он вел себя, как на дипломатическом приеме.
— В сущности, — говорил он, — обсудить эти проблемы совсем неплохо, на почве «куповедения» могут расцвести все цветы. Каждый, у кого в голове есть идеи, открыто излагает их! Что ж тут страшного?
И продолжал:
— Я, конечно, со всем почтением отношусь к учителю Чжу и полностью принимаю его куповедческую теорию. Но это отнюдь не означает, что каждая его фраза — истина в конечной инстанции и что я не имею права рассказать о Канаде все как есть, в чем-то его дополнить, сказать что-то свое, пусть даже и спорное!
