Высказал он все это просто, искренне, очень и очень деликатно, и все же ему показалось, что слушают его с недоумением и даже каким-то беспокойством.
Повздорив с Чжао Сяоцяном, Чжу Шэньду вскоре уже раскаивался в своем недостойном поведении. Да уж такая была у него натура: в своих ошибках всегда обвинял других. Он считал, что никаких ошибок он бы и не совершал, если б его не провоцировали, не мешали, не прибегали к разным уловкам, ничего специально не подстраивали. Он не снизойдет до споров с этими желторотыми чжаосяоцянами. Не годится ронять свое достоинство! Вот так спустя несколько дней он и стал в нужные моменты принимать величественные позы и изрекать:
— Да-да, приветствую дискуссии!
— Это мы еще обсудим, какое купание разумней!
— Своей книгой я не подвел черту, истина — плод труда многих.
— Прекрасна молодежь, которая, не склоняясь перед авторитетами, смело ставит новые проблемы, выдвигает новые концепции!
— Наши предки, люди незаурядные, всегда плыли против течения, игнорировали авторитеты, разрушали традиции!
— Я сам начинал с того, что отступил от традиции!
И многое еще в таком же роде. Все это должно было продемонстрировать широту его суждений и показать, что он выступает как бы от имени истины.
— Истина рождается в спорах!
— Настоящее золото огня не боится!
Все эти изречения немедленно достигали ушей противной стороны. В наше время сведения просачиваются даже с заседаний Политбюро, что уж говорить о более низких уровнях! Получив информацию, обе стороны на время успокаивались и приостанавливали боевые действия.
Целую зиму интеллектуальные круги всего города В. и определенной части провинции Н. толковали об этой куповедческой распре. Наряду с критикой романа Чжан Сяотяня «Травы луговые», ярмаркой стеганой пуховой одежды, устроенной в В., жуткой историей о капризной шестилетней девочке, которая подсыпала матери мышьяку за то, что та не купила ей мороженое, после чего отец задушил малышку и сам повесился, — купальный спор, столкнувший поколения, привлек к себе внимание самых разных людей в обществе. Всего больше волновало вот что: каким образом в «отношениях» между Чжу Шэньду и Чжао Сяоцяном появилась «проблема»? Какова подоплека этих разногласий? Все жаждали обнаружить что-нибудь эдакое, тайное.
С вопросами приходили и к Чжао Сяоцяну, но он отделывался тем, что пересказывал ту самую статью в вечерней газете. Чжу Шэньду проблемы утреннего или вечернего купания обсуждал тоже без удовольствия. Их вялые ответы убивали всякий интерес у спрашивавших и слушавших, поскольку становилось ясно, что на столь несерьезных, незначительных конфликтах не создашь настоящую драму. Оба противника начисто отрицали наличие какой бы то ни было «проблемы отношений», однако такая фигура умолчания лишь укрепляла мнение, что «проблема» существует, и достаточно серьезная, глубокая. «Дело не простое», «есть тайные пружины», «то ли какие-то давние причины, то ли в самом деле непримиримый конфликт», вот к такому выводу и пришло большинство.
