Я считаю Б. болваном, но не до такой степени, чтобы купиться на мой букет бредней. Впрочем, кто знает. Может, через полстолетия издадут его дневники, где мое письмо будет подано как «типичный образец японской эпистолярной культуры представительницы женской элиты семидесятых годов». Что не так уж далеко от истины. Честно говоря, я бы охотно написала без обиняков, не скрывая, что нас с ним объединяет влечение к гениталиям собственного пола. Впрочем, ему это уже наверняка известно. Не сегодня тебя прозвали Сафо Токийской, а меня Билитис[20] Клозетной.
Кстати. Может, протолкнуть в «Путеводитель» что-нибудь о лесбийстве гейш? Барт хоть и изображает героя нашего романа, но ничего не афиширует. Он дорожит тепленькой синекурой — как, впрочем, и мы. Тексты свои кропает лихо. Впрочем, «Happy few»[21] сочинят, остальные же пусть ломают голову, откуда в нем столько неудовлетворенности, столько уклончивости и тяги к аллюзиям, столько вожделения, не осмеливающегося толком и рта раскрыть. Осторожненький Б. ставит на амбивалентность и экзотику. Все логично: он собирает маски но, коллекционирует кимоно, выращивает бонсай и почитает нашу лицемерную страну. Мистер Гейша.
Честно говоря, это письмо адресовано прежде всего тебе. Это мое заявление об уходе. Настоящим освобождаю престижное место преподавателя-ассистента второй степени, ха-ха. И секунды тут больше не выдержу. Придется тебе подыскать другую майко. И ты найдешь. А может, нет? Может, окажешься такой — чудесной, умной, энергичной, — какой я в свое время тебя считала? Может, сдержишь обещание?
Тоши! Улетим отсюда, пока нам не подрезали крылья. Пока нас не превратили в горбатых кукол, набитых заученными фразами. Забудь о престиже, забудь о зарплате. Может, еще не поздно? Прошу тебя! Умоляю! Бросим это ко всем чертям. Переедем в Штаты. Я прекрасно знаю английский. Для меня работа найдется. И для тебя тоже. Купим старый кабриолет, щенка спаниеля. Возьмем ипотеку на бунгало под Беркли или в Оранж Каунти, в апельсиновом саду. Исполнится твоя заветная мечта: удочерим девочку. А ты — прозой для взрослых женщин, а не хайку для майко — расскажешь наконец о нашей любви.
Ты напишешь: Они полюбили друг друга не на жизнь, а на смерть. Безумие придало им такой отваги, что они решили играть в открытую. Неважно, что одна другой годилась в матери. Неважно — ведь они хотели быть вместе. В горе и в радости, навсегда. Глядеть с балкона на Тихий океан, на китов, проплывающих вдоль берега. Им опостылели душные ночи в наглухо запертых клетках. Страна восходящего солнца — больше не тюрьма. Ее волен покинуть каждый гражданин и даже гражданка.
