Празднично настроенная толпа подвалила к одному из домов. На лавочке у крыльца курил дед с морщинистым, потемневшим, выдубленным ветром и морозом лицом. Огромный, широкий в кости, сильный несмотря на груз прожитых лет, заросший густой, белоснежно седой бородой. Одет очень тепло, на ногах странные сапоги с круглыми носами, на голове меховая шапка. Старик неспешно и величаво поднялся, и выпустил клубы синего дыма. Чинно поздоровался. Голос у старика глубокий, басовитый, неспешный. Поговорил со Стрелком и Зульфатом, потрепал Мишку за волосы, похвалил Тихона, немой доволен как кот обожравшийся сметаной. Бандиты сбросили тяжеленные вьюки с добычей. Стрелок кивнул Руди и тот, с удовольствием, освободился от осточертевшей ноши. В натруженной пояснице сладостно щелкнуло. Появились молодые, крепкие парни и утащили имущество в дом. Старик пристально посмотрел на Рудольфа. Из под кустистых бровей уставились зеленые, рысьи глаза. Взгляд человека привыкшего принимать решения и приказывать, посылать на смерть, убивать и готового умереть самому.
— Унтертан? — спросил дед на вполне сносном немецком.
— Да. Вы ведь прекрасно знаете.
— Знаю, — улыбнулся старик. — Хотел от тебя услышать, кто ты есть и чем дышишь.
— Я подданный великого Рейха, — Руди горделиво выпрямился. Пусть делают что хотят, пытают, издеваются, режут, он станет немецким Сцеволлой.
— Повидали мы таких подданных, — старик загадочно улыбнулся в бороду, и обратился к Стрелку на немецком, желая чтобы пленник все слышал. — Ты сильно рискуешь, Егор, горбатого могила исправит.
Причем здесь горбатый Штольке не понял.
— Посмотрим дядя Силантий, — Стрелок поправил винтовку на плече. — Как Бог даст, да и Ромке будет с ним интересно поговорить.
— Понимаешь скольким рискуешь? — прищурился дед.
— Так не маленький, понимаю, — подтвердил Стрелок. — Пойдем мы, дома уж поди извелись все, — и перешел на свой язык, рассказывая и поминутно зыркая на Рудольфа.
— Иди за мной. — кивнул, наконец, Стрелок, направляясь по тропе уводящей в глубь странной деревни.
Куда это мы? Рудольф уже настроился на кутузку или сырой подвал с голодными крысами. А может в яму бросят, чтобы удобней звездами любоваться, рассуждая о превратностях жизни. Узкая тропа запетляла среди деревьев. Впереди выросла зеленая, травяная крыша. Стрелок ускорил шаг. Кусты разбежались в стороны, открывая обычный здесь сруб. У крыльца, в большом тазу, женщина стирала белье. Подняла голову на шум, увидела неожиданных гостей и охнула. Руки, покрытые мыльной пеной, бессильно повисли вдоль тела. Через мгновение женщина упала Стрелку на грудь и прижалась, тихонечко всхлипывая. Объятия, поцелуи. Женщина на мгновение оторвалась и закричала в сторону дома. Дверь распахнулась, на пороге застыла девчонка лет тринадцати, светлые, отдающие рыжиной волосы собраны в тугую косу, огромные глазища вспыхнули радостью. В руках книжка. Стрелок раскрыл руки и девчонка повисла у него на шее. За домом залязгали ведра, распахнулась калитка и со двора выскочил парень. Копия Стрелка, только еще нет восемнадцати. Высокий, худой, в волосах застряла солома.
