Тогда свои священные седины
И пред собой с молитвой положил
Святую Библию, которой дорожил
Его отец… В ней он открыл сначала
Ту песнь, что в славу Бога вышних сил
В сионском храме некогда звучала;
А мать «помолимся!» торжественно сказала.
Тогда, стремясь к одной и той-же цели,
Все в лад поют они псалом святой…
И, может-быть, они песнь «Донди» пели,
Суровый гимн, с которым в смертный бой
Свои полки водил Эльгин герой…
Как сладок ты и твой напев священный,
Гимн гор родных! В сравнении с тобой
Бездушна песнь Италии растленной:
Та нежит слух, а ты – хвала Творцу вселенной.
Потом рассказ о первом человеке
Старик-отец семье своей читал;
Как Моисей с исчадьем Амалека
Святую брань вести нам завещал;
Как царь-певец пред Господом рыдал,
Увидев меч, простёртый над Солимом;
Как Иов жил, безропотно страдал,
Иль, как, горя в огне неопалимом,
Пророк был пламенным восхищен серафимом.
Или о том, как язвами своими
Господь хотел мир грешный искупить;
Как Тот, что там несёт второе имя,
Здесь не имел где голову склонить;
Как всюду шли потом благовестить
Апостолы с спасительным законом,
Как-тот, что был на Патмос сослан жить,
Зрел ангелов, паривших над Сионом,
И слышал грозный суд над блудным Вавилоном.
О, Царь небес! Колени преклоняет
Супруг, отец с мольбою пред Тобой:
Торжественно молитва возлетает
На небеса, за радостной мечтой,
Что встретим мы друг друга в жизни той,
Где больше нет ни слёз, ни воздыханья,
Где будем петь все вместе гимн святой
И где, в лучах небесного сиянья,
Свершится некогда блаженных душ слиянье.
Тогда с детьми старик-отец прощался,
И на покой их всех благословлял;
Когда ж один с женою оставался,
Он снова в прах главу свою склонял
Пред Тем, кто птиц согрел и напитал
И в блеск одел цветки весенних лилий.
Чтоб Он им всем насущный хлеб послал
Чтоб все Его боялись и любили
И все Его завет в сердцах своих хранили.
Перевод В. Костомарова (1875)
