Но если б Джен семью в нужде нашла,
Поверьте мне, что, не сказавши слова,
Трудом добытое сейчас отдать готова.
Все на лицо; весёлый, откровенной
О новостях идёт у них рассказ –
И у огня, в семье благословенной,
Стрелой летит, как миг, за часом час.
Старик-отец с детей не сводит глаз –
И люб ему их лепет бестолковой;
А мать меж тем, иглой вооружась,
Спешит, чтоб сын был к празднику с обновой:
Из платья старого кроит камзольчик покой.
Отец и мать заботливо старались
Укоренять любовь к добру в сердцах
Своих детей; забав они чуждались
И средства жить искали лишь в трудах.
«Премудрости начало – Божий страх;
Лишь он один к стезе добра приводит;
Помолимся: да в жизненных путях
Нас Божий перст повсюду руководит!
Кто ищет Господа, всегда Его находит.»
Чу! в дверь стучат почти за Дженни следом;
Уж знает Джен, что значит этот стук,
И говорит: «Я встретилась с соседом,
Он шёл со мной до дому через луг…
Одной так страшно там идти… И вдруг
Вся вспыхнула… Любви румянец алый
Отца встревожил; но его испуг
Прошёл сейчас же: гость их запоздалый
(Он знал его давно) был скромный, честный малый.
И гостя Джен с улыбкой ясной вводит:
Его смутил родных пытливый взор…
Но вот старик сейчас же с ним заводит
О ферме их подробный разговор –
И хвалит рожь, ячмень и скотный двор…
И с радости застенчиво краснеет
Стыдливый гость. «Молодчик не хитёр»,
Смекает мать: «вот, видишь, как робеет!
Ну, да и видно, Джен держать себя умеет.»
Любовь! блажен тот, кто тебя изведал!
Восторг сердец! без меры благодать!
Что, если б Бог отрады этой не дал?
Но опыт мне теперь велит сказать,
Что если Бог благоволил нам дать
Отрады миг в юдоли безнадежной,
То этот миг – его так сладко ждать –
Когда сидишь в томленьи страсти нежной
С стыдливой девушкой под ильмой белоснежной.
И где же тот, что образ Божий носит,
Тот, в чьей груди живое сердце есть,
И между-тем коварно Дженни бросит?
Тот, чья любовь – была б обман и лесть?
Где тот злодей? Или быть-может честь
И совесть – всё давно уже в изгнаньи?
Позор тому, кто может перенесть
Печаль отца и матери страданья,
И видеть жертв своих без слёз, без состраданья!
Но стол накрыт и уж паррич здоровый,
Родное блюдо Скоттии, их ждёт,
И сливки, дань единственной коровы,
Что, чай, траву в хлеву теперь жуёт…
Хозяйка-мать приветливо несёт
Для гостя сыр, про случай сбережённый,
И говорит, что ровно минул год
Ему, когда цвести стал лён зелёный –
И хвалит жёлтый сыр наш юноша влюблённый.
Вот ужин кончен; дети у камина
Уселись все – и старец обнажил
