— Даже слепой поймет, кем приходится тебе женщина с картины, — раздался рядом голос императрицы, который стал тепле настолько, насколько вообще это возможно для императрицы в присутствии постороннего человека, — она жива?
— Нет, — я постарался незаметно вытереть невольные слезы. Не думал, что после стольких месяцев с принцем, я еще был способен остаться чувствовать.
— Ты довольная мной? — принц подошел ближе, — я прощен?
— Да, — она мило ему улыбнулась, — меня расстраивало, что картина умирала.
— Это иллюзия, — принц покосился на меня, я сразу навострил уши, — пока она полна силы, привязанной магом к холсту, то выглядит как сейчас, а когда вложенная энергия кончится, картина исчезнет.
— Виконт, — она внезапно обратилась ко мне, — а вы можете меня нарисовать?
Я застыл, а потом, видя что и императрица и принц смотрят на меня, осторожно ответил.
— Не хотелось бы чтобы это прозвучало как отказ, но такие картины получаются у меня только в одном случае, если я хорошо знаю человека. Но я могу нарисовать и обычную.
— Таких у меня полно, — отрезала она и обратилась к принцу, — сможешь отдавать мне его хотя бы на час в день?
Глаза у принца загорелись.
— А что я, за это получу?
Женщина осуждающе покачала головой и нехотя ответила.
— Зная тебя, глупо было бы ждать, что ты поможешь матери просто так.
— Если бы дело касалось здоровья, то безусловно, — пожал он плечами, — а так, сама понимаешь.
— Хорошо, тогда узнаешь одну небольшую тайну о герцогине Наварской.
— О-о-о, не мог даже и мечтать! Он весь твой! — тут же согласился он, по сути продав меня.
Предмет же торга императорской семьи скромно стоял и не особо понимал, что сейчас происходит. Неужели императрица согласна принимать меня у себя, только лишь для того, чтобы лучше узнали другу друга, для написания картины. Подозрения тут же подтвердились.
— Виконт будете приходить ко мне в обеденное время, надеюсь вы не против, обедов со мной?
Я замотал головой, еще бы я попытался отказаться.
— Вот и отлично. Через неделю приходите в это же время.
Неделя спустя
Задерганный принцем, я стоял и боялся открыть дверь в покои императрицы.
Стоявшие по бокам двери гвардейцы лишь ухмылялись, когда я третий раз поднимал руку, чтобы открыть дверь.
— Не вздумай ей ни на что жаловаться или рассказывать обо мне, — настрого запретил мне он, — просто обед, разговаривай о погоде или птичках, про дела вообще старайся не говорить. Не дай Боже тебе ей понравиться!
— Почему? — удивился я, — это вроде бы хорошо?
