Но эта белая ночь навевала иные мысли.
Вот мрачный, вдавленный в землю временем пятистенок соседа Кузьмы Трофимова. Сам Кузьма погиб в войну, жена осталась с девятью ребятишками. С Егором, младшим сыном Кузьмы, Михаил вместе ходил в школу.
Все дети Кузьмихи выросли, и все, кроме Егора и одной дочки, живут в городах. И никто из них за эти годы не бывал в Сарь-ярь.
«Но разве только они не бывали? — думал Михаил. — А Манойловы, Левкины, Кириковы, Сташковы, Тришкины, Прохоровы — они тоже не навещают родину…»
Можно ли обвинять Кузьмиху, эту многострадальную вдову в том, что она отправила на производство старших сыновей и дочек? Она поступила так в искреннем желании облегчить их жизнь и в робкой надежде получать от них в будущем какие-то рубли для поддержания жизни младших.
Если бы Кузьмиха осталась в Сарь-ярь, сейчас она оказалась бы еще более одинока, чем Степан и Наталья. Но Кузьмиха уехала в Каскь-оя и тем удержала возле себя одну дочку и младшего сына. Дочь вышла замуж за каскь-ручейского парня, у нее дети, и у Егора уж четверо…
Лет пять назад Михаил ездил в Каскь-оя — хотелось посмотреть, как устроились на новом месте земляки. Большинство сарьярцев обосновалось в Каскь-оя прочно: многие имели дома, купленные у колхоза в рассрочку, у всех были приусадебные участки, скот. Словом, жили справно. Но Михаил чувствовал себя там, как в чужом огороде. Ему не нравилось все: и загаженное колхозными утками озерко, и бесконечное мелколесье вокруг полей, и пыльный большак, по которому без конца шли автомашины, и голые палисадники — хоть бы одна черемуха или береза украшала деревни!
Тогда-то и произошел тяжелый разговор у Михаила с Егором Трофимовым.
Друзья детства сидели за богато накрытым столом в уютном новеньком доме Егора, обставленном по-городскому. Егор вел беседу с достоинством крепкого хозяина. Охмелевший, он не особо заботился о форме выражения мыслей и, может, потому его слова больно задевали Михаила.
— Ты, Миша, наших людей не баламуть, — назидательно говорил Егор. — Было время — Сарь-ярь нас устраивало, — так и сказал — «нас», будто был уполномочен говорить от имени всех сарьярцев. — Но времена те прошли. Оставаться там не было смыслу: без техники да без дороги недалеко уедешь. Если бы я остался там, разве бы сейчас жил так? — и он широко размахнул руки: дескать, вот мое житье, любуйся!..
Михаил ответил:
— Неужели счастье — в сытой жизни да в этом серванте, диване, телевизоре?
