Но вы все, мужчины и женщины, спросите свою память, вспомните! Вы так же встречали друг друга, желали, домогались, обладали. И сначала, в самом деле, не любили друг друга. Ваше желание было только любопытством. Сплетая ваши руки в первом объятии, вы думали: «наверно, это объятие также и последнее». И часто оно и было последним объятием.
Однако, иногда — вспомните! — вкус поцелуев, которыми вы обменялись, оставался у вас на губах. Мимолетное приключение становилось капризом. Иногда бывало и так, что каприз переходил в связь. Сначала вы думали: «столько ночей, сколько я захочу, столько ночей, сколько она захочет». Потом, наконец, — вспомните вы, все! — «столько ночей, сколько жизни»…
Я знаю, я знаю. Это — мечта, а мечты недолговечны. Тело устает скоро, и дух еще скорее, чем тело. Желали друг друга на всю жизнь, а спустя шесть месяцев изменяют, ненавидят, забывают один другого. Я знаю. Но не все ли равно? Желали друг друга на всю жизнь искренне. Искренне верили, что отныне будут одним существом. И от всего сердца предпочли бы умереть сами, чем видеть смерть другой половины самого себя.
Вспомните вы все, мужчины, вспомните, чтобы понять…
Итак, это был вечер — вечер 21 декабря 1908 года, моего последнего дня. И я был в ущелье со странным именем Мор де Готье. У меня вырвался крик, полный ужаса:
— Мадлена!
Это была она: Мадлена, моя возлюбленная, — одна, пешком, в этой пустыне, темной ночью, — Мадлена, бегущая по зарослям, под зимним дождем, в городском платье, в пяти лье от своего дома…
И, казалось, она не слыхала, так же, как не видала. И она удалялась, быстрыми шагами, по пустыне…
В продолжение секунд я был парализован изумлением, мое сердце остановилось. Потом оно начало биться с безумной силой. Одним прыжком я вскочил на ноги и пустился преследовать убегавшую.
Она спустилась по склону котловины, которая разделяет второй и третий перевалы. Поверх них я видел только белое пятно горностаевого воротника.
Я пустился бегом.
Но внезапно почва исчезла у меня под ногами. Скала под ковром поросли была глубоко взрыта множеством расщелин, подобных той, в какую сейчас попала моя лошадь. Я свалился в свою очередь. Поднимаясь, я увидел белое пятно горностаевого воротника уже далеко…
Я снова закричал изо всех сил:
— Мадлена!
Но она меня не слыхала. Теперь я видел на вершине третьего перевала таинственный силуэт, который пять минут тому назад я заметил на вершине первого. Он только не так четко выделялся на более темном небе…
