Безумная Грета отродясь не читала ни Библию, ни Фрейда, ни Миллера, поэтому ее мировоззрение было девственным. Она была рекой, не задумывающейся, что отразится в ней. И в ней отражался космос, вечность. И возникал перед ее воспаленным взором Черный Кобель, глаза огненные!
Бронзовый император оказался мимолетным ее увлечением. О, женское сердце!
Один сон повторялся сотни раз, и был он как жизнь, прожитая ею когда–то. Тогда она носила другое имя. Какое — не могла вспомнить. Зато имя отца, короткое, как удар хлыста, горело в ее памяти и причиняло боль, словно от него на века остался незаживающий рубец. Лот! У нее была младшая сестра. Отец собирался их выдать замуж. А вместо этого…
Начало сна не успевала запомнить. Цветные клочки. Ирисы. Голубые, розовые, лиловые. Кедр. Ангелы. Один с черным крылом… И был безлюдный городок, куда она ходила за продуктами. Городок, почему–то покинутый жителями.
Бродила по улочкам не таясь. Заглядывала в самые укромные уголки. Воображала гнусные ухмылки мужчин, набрасывающихся на нее. Рвущих с нее платье. Валящих ее в горячую пыль. С жадной жестокостью утоляющих страсть… Вот дураки… Да она сама снимет. Нате! Но поднимала взлохмаченную голову. Никого. Сама упала на землю. Сама рычала грязные ругательства, возбуждающие плоть. Никого.
Порой она раздевалась догола в первом попавшемся доме и бросалась в чужую постель. Притворялась спящей. Ждала… Вот сейчас он заглянет в приоткрытую дверь. Вот сейчас. Надо только не спугнуть его страстью. Потом уж она досыта его намучает. Весь городок, вся Земля в их распоряжении. И появятся дети. И вырастут. И зашумит жизнь, жадная до ласк. Греховная… А эти… сверху… ангелы или как их там… больше не явятся на Землю. Чистюли. Не так живете… Вас, бесполых, не спросили! Соглядатаи… Люто ненавидела их за то, что они — ни бабы, ни мужики…
Так валялась она, изнемогая от избытка нерастраченной нежности. А он… все не заглядывал в распахнутую настежь дверь!
Как–то, исколов до крови руки, сплела из роз два венка. Одним украсила голову. Другим — обвила бунтующие бедра, исцарапав их иглами. Бродила нагая по солнцепеку, не щадя тела своего. Но некому было оценить дикую прелесть ее.
И снова провал. Словно выстриг кто–то невидимыми ножницами добрый клок сна. Но такое ощущенье — уснула она взаправду. И пробудилась. От сладкой истомы, разлившейся по телу. От насыщенья вечно голодной плоти. И только одно вызывало тревогу: звучал в ней голос, призывающий ее согрешить с отцом… Открыла глаза и потеряла сознание. Но то, что увидела, возвращалось потом сотни раз. Оранжево–зеленый закат в окошечке над постелью. И перечеркнувший его иссиня–черный силуэт с красным языком, вывалившимся из пасти. Черный Кобель, глаза огненные!
