* * *
Володя больше не исчезал ночами, и если у Нади не было вечернего спектакля, они молча сиживали вдвоем перед телевизором. Надя стирала, готовила, вытирала пыль, Володя привозил продукты, чинил искрившую розетку, возился со стареньким пылесосом… Они оба как будто старались доказать друг другу, что ничего страшного не случилось, что жизнь продолжается, а её глумливую ухмылку можно не принимать всерьез.
Щенок путался под ногами, требовал, чтобы его покормили, тыкаясь мокрым носом в ладонь, и уливал все пространство квартиры с завидным умением и постоянством! Пару раз Надя поскальзывалась, рискуя потянуть связки, чертыхалась и покорно подтирала лужи. Они становились все больше, щенок — все толще, полагавшиеся ему на завтрак полпачки творога и яйцо сметал в один миг, а потом, со смаком облизываясь, умоляюще глядел на хозяйку — нет ли чего еще…
Володя никак не отреагировал на его появление. Покачал головой, хмыкнул, сообщил, что тварь довольно-таки симпатичная… И с этого момента перестал обращать на него внимание.
А Надя ходила гулять с ним три раза в день, с удовольствием наблюдая как её пушистый ребенок принюхивается к жизни, деловито топая на своих основательных крепких лапах. Это удовольствие было единственным чувством, с которым мирилась душа. И этот собачий ребенок — единственным существом, мысль о котором не повергала её в смятение…
О существе, которое завелось в ней самой, она предпочитала не думать. К этому она была попросту сейчас не готова.
* * *
В театре начались репетиции нового балета Петера Харера. «Сестра Беатриса» — чудо в трех действиях Метерлинка — так называлась пьеса, легшая в основу либретто. На балетную сцену её переносили впервые. Георгий помог Петеру переделать пьесу в либретто, тот подобрал сборную музыку, а на главную роль выбрал Надю.
В театре этот выбор произвел эффект разорвавшейся бомбы! Многие из тех, кто до сих пор её попросту не замечали, принялись любезно с нею шутить и не забывали здороваться… Другие, наоборот, перекашивались лицом и злобно шипели. Надю это никак не занимало — гораздо больше собственного её интересовал театр Веры Федоровны Комиссаржевской. Ведь именно в этом театре состоялась первая в России постановка этой пьесы — спорная, загадочная, эстетски красивая, в которой Комиссаржевская играла главную роль.
Эта роль состояла как бы из двух ипостасей, из двух образов, которые должна была воплотить на сцене одна исполнительница, подобно Одетте-Одиллии в «Лебедином». Это была партия, рассчитанная на огромный актерский дар танцовщицы: шутка сказать — балерина должна была танцевать и грешницу Беатрису, сбежавшую к любовнику из монастыря, и оживающую статую Святой Девы, которая сходит с пьедестала, чтобы на целых двадцать пять лет, — на время, когда заблудшая пребывала в миру, — заменить её в монастыре. Внешне они обе были очень похожи — Дева и Беатриса. Так задумал Морис Метерлинк…
