… Ох, и разозлилась же на себя, кулаки стиснула и — хрясь ими с размаху о край голубой раковины! Резкая боль отрезвила и чуть приглушила страх.
И — четко выговаривая слова придушенным шепотом, глядя на себя в зеркало — с ненавистью, с отвращением, сообщила себе:
— Не девочка! Устроила невесть что, значит расхлебывай! А бежать-то уж некуда… Ляпнула мужику с дуру: «Встречай где хочешь!» — вот и получай по заслугам! Да я бы от такой истерички давно гуляла… Ну хватит, заткнись! Главное сейчас — не Володька, главное — мой обет. Ты КОМУ дала его, помнишь? Вот так-то. Сегодня, ладно уж, догуляй, потом как следует отоспишься и завтра — за дело. С Новым годом, глупый мой Ларион!
* * *
Новогодняя ночь не спеша распускала прошлогоднее вязанье, и с течением времени потихонечку наматывался клубок, сотканный из желаний и помыслов, из пустых обид и болтовни тех, кто побывал в этом доме неподалеку от кольцевой, и теперь все это навсегда стало его достоянием.
Под утро ночь отняла у праздновавших все силы, выронила клубок, и он закатился куда-то, а на пороге застыл первый зыбкий рассвет — безнадежный, продымленный и пьяный.
Надя отыскала Марготу, прикорнувшую на тахте в тихой келье хозяина, и принялась будить, расталкивая за плечи. Но та только слабо отмахивалась: пусти, мол, отстань — дай поспать…
В доме многие спали, но иные ещё колобродили. Петер только что вызвал по телефону такси и сидел, глядя на руки, сложенные на скатерти перед собой. Он о чем-то задумался, вернее, боролся с думами на границе яви и сна.
Глубоко погруженный в себя, он, тем не менее, тотчас заметил вошедшую в комнату Надю, привстал, приглашая её присесть рядом, и с какой-то ясной покорностью улыбнулся ей.
Надя, такси, — все ещё улыбаясь, еле выговорил Петер.
Эта ночь — бесшабашное, безудержное русское застолье — совершенно выбила его из колеи.
— Спасибо, Петер. Я сама доберусь, не беспокойтесь…
Она помахала ему ладошкой и как кошка — неслышно — на внешне вялых, но чутких лапках, прокралась к входным дверям.
И только было начала натягивать сапоги, как её подхватил невесть откуда взявшийся хозяин, — Надя думала, что он давно спит. Заговорщически приложив палец к губам, он повел свою пленницу на кухню.
На широкой смятой подстилке в углу напротив плиты лежала Чара. А возле неё — несколько толстых пушистых комочков размером со взрослую кошку. Они чмокали, припав к маминому животу, и слабо пошевеливали мохнатыми сосисками своих хвостиков.
