Надя исхлестывала пространство зала быстрыми динамичными пируэтами она любила туры пике по кругу, истово выгибала корпус в гибких пружинных наклонах пор де бра, и звенящей отчаянной дерзостью был упоен её летящий неслышный прыжок…
И чьи-то глаза… они повсюду следили за ней. Раньше Надежда не замечала особого внимания к своей персоне, теперь же и в классе, и на сцене, и в буфете, и в коридоре у лифта она замечала на себе незнакомый пристальный взгляд.
То был взгляд Петера Харера. Он присматривался к ней.
Почти все свое время германский гость проводил в театре — он дышал им, сживался с ним, впитывал в себя дух Большого, как видно, стараясь отделить зерна от плевел и уловить в атмосфере театра то живое, что не было отравлено склокой. Он глядел вокруг и взгляд его все чаще останавливался на Наде.
Утро тридцать первого декабря двоилось от слез.
Проснувшись, Надежда услышала как Володька на кухне гремит посудой и, не удержавшись, расплакалась. Боль, тревога и тоска этих дней прорвались в ней слезами. И тут же она разозлилась на себя: ну что ж такое, сколько можно с ума сходить! Вся жизнь вверх дном, из-за него и Ларион пропал да-да, в конечном счете из-за него — ведь не мотайся Володька целыми днями по городу, кота можно было бы дома оставить, а не брать с собой в утомительную поездку… Вот сейчас сидел бы он около неё и мурлыкал в ногах, а потом прыгнул на грудь и принялся драть когти, этими своими укольчиками заряжая её смешливой бодрой энергией, — у неё же все ночные рубашки в зацепках…
Да, вот именно — Володька мешает ей — и своими ночными явлениями, и бурными приступами внезапной страсти… Ей надоела эта качка, эта внутренняя зависимость от него!
Вырваться, разорвать невольничью сеть… Ничего не хочу! Баста! Пошел он ко всем чертям! Пусть оставит меня в покое…
Буран поднимался в душе, мглистый шальной буран.
Встала, накинула пеньюар, заперлась в ванной.
Темные круги под глазами. Выпирающие ключицы. Головная боль…
Душ. Крем. Тушь.
Кошка, соберись, надо переползать в Новый год! Мы сегодня с тобой такой разбабах устроим…
А в душу прокрадывалось тихое, увещательное: «Ну что ты, маленький, так нельзя. Надо выждать, перетерпеть — вон кто в тебе поселился! Наберись терпения, детка!»
Да, теперь она ужасно хотела его… этого ребенка. И понимала, что со всем этим мутным хаосом, который подступает со всех сторон, ей вряд ли удастся справиться с этим… Нельзя ребенка вынашивать в таком душевном раздрызге. А что делать! — жизнь не ждет, когда можно, а когда нет. Таранит с разбегу — а ты знай поворачивайся!
