Тут вдруг в горле встал ком, и он понял: сейчас рассказать не сможет, только испортит все… А такое портить нельзя. Проглотив ком, закончил:
— Знаешь, я лучше потом расскажу. Или лучше пускай старики, у них это лучше получится. Догадайся только, с кем связана эта история?
Он ликовал, предвкушая, как расскажет ей историю ангела, как она загорится, какими бездонными станут её глаза… Почему-то немедленно захотелось увидеть её. И какое-то странное чувство противоречия охватило его: хотелось её подзадорить, подначить, заморочить девчонке голову… или выложить все одним духом!
— А сейчас рассказать ты не можешь? — Алькин голос совсем ожил и завибрировал от волнения. — С кем она связана?
— Вот завтра все и скажу, когда встретимся. Потерпи до завтра, старушка, о, кей? Не сердись, я хочу, чтоб ты прежде его увидела.
— Кого его-то, можешь толком сказать? Илья, свинтус ты, ну скажи, я ж теперь не засну!
— Ты придешь? Аль, я буду ждать. Очень!
— Ну, приду, приду! Можешь сказать?
— Утро вечера мудренее… Не сердись, слышишь? Так правда лучше, поверь мне, я не мучаю… просто кто-то как будто мне запрещает. Пожалуйста, не думай, что я нарочно… Ну ладно, все. До завтра, Аленький! Жду тебя в десять, пока.
Повесил трубку. Заснуть не мог. И понять не мог, почему все это наболтал, как кретин какой-то — завел человека и не объяснил ничего… Нет, понять это было попросту невозможно, точно не он, Илья, говорил только что по телефону, а кто-то другой… Парень чувствовал, что его подхватила и понесла какая-то сила, которой он не мог сопротивляться. И лежа с открытыми глазами, глядя в потолок и сжимая в руке томик Булгакова, он вспомнил, как Алька улыбается… как она кланяется после спектакля, такая счастливая, и смущенная, чуть потерянная… и такая красивая, да!
Она не просто красивая — она… она…
Но этого он не додумал. За окном уж вовсю щебетали птицы, в окна крался первый несмелый свет… Он спал.
* * *
Тем временем Николай Валерианович с Нетой совещались, как быть и где достать денег. Решено было отнести одному перекупщику Нетину соболью шубку и драгоценности: кольцо с бриллиантами и серьги, которые, как говорила Нетина мама, были сделаны самим Фаберже! Позвонили, тот сказал, за две тысячи все возьмет, деньги — на руки… Тогда шубку извлекли из недр необъятного шифоньера, встряхнули, почистили щеткой и, сложив вчетверо, поместили в дорожную сумку. Сережки Нета поцеловала, вздохнула и положила вместе с колечком в футляр, футляр — в свою сумочку, сумочку — в дорожную сумку, — чтобы не дай Бог не вырвали — ведь ночь на дворе! — надела пальто, перчатки, оба присели на край дивана в гостиной, поднялись, перекрестились и, кивнув друг другу, поспешили из дому в ночь.
