Почувствовав в них что-то зловещее, на миг ощутив какую-то тревогу, он попытался понять, в чем дело, но не мог. И, с усилием прогоняя негожие мысли, он недовольно нахмурился.
– Выдумываешь всякое, будто у нас других забот не хватает… Ну, что от этого может быть?
Бортэ, зная непримиримый нрав мужа, тут же убрала с лица тягостное выражение, улыбнулась:
– Ну, не ругайся, и не слушай меня, мало ли что болтает глупая женщина. Давай ложиться, до света еще не скоро.
Тэмуджин вздохнул, все еще хмуря лицо, с недовольством глядя на жену.
Они легли, вновь укрывшись теплым козьим одеялом. Тэмуджин долго не мог заснуть, чувствовал, что и Бортэ не спит. Слышно было, как из малой юрты вышли обе матери, изумленно охали, ходили вокруг, расспрашивали о чем-то, и вскоре все стихло.
На другой день Тэмуджин собирался поговорить наедине с Джэлмэ, расспросить его о том, что может означать вчерашний случай, нет ли в нем какой-нибудь приметы, но так и не решился. Неловко было говорить нукеру о тревожных предчувствиях жены – хороший мужчина не должен обращать внимание на женские тревоги. Да и нойону это не к лицу, такому не будет веры у подданных.
Обдумав про себя, он решил промолчать. «Как-нибудь пронесет, – решил он. – Лишь бы дождаться осени, а там получу отцовский улус и жизнь пойдет по новому руслу».
* * *
Тэмуджин с того времени, как узнал о вновь разгоревшейся войне между ононскими и керуленскими родами, об огромных потерях с обеих сторон, жил, охваченный чувством чего-то ужасного и непоправимого. Остро чувствуя, что ход жизни в племени идет не в ту сторону, осознавая, что чем дальше зайдет эта непримиримая вражда, тем труднее будет людям выбраться из нее, он с болью в душе считал дни, мысленно прося богов утихомирить рода, остановить бойню. Как будто дело касалось его собственной семьи, он мучился тем, что творилось в племени, и тем, что сам он не может вмешаться и выправить дело в лучшую сторону. Больше всего злила его беспомощность, невозможность ничего изменить в сложившемся положении.
Проклиная в душе родовых нойонов, а больше всех – Таргудая, зная его вздорный нрав, безумные порывы и затеи, он с горечью понимал, что с такими вождями племя ждет неминуемая гибель. Мысленно вступая с ним в непримиримый спор, обвиняя их во всех бедах, он с отчаянием спрашивал: «Есть ли предел вашей глупости и жадности? Куда вы ведете племя, в какое непроходимое болото?! Неужели вы до того тупы, что не видите всего вреда, что наносите соплеменникам?..».
