— Что за бред, о ком он?! — не выдержал президент.
— Вы о ком говорите? О женщине за этим столиком, или другим?
— Да, что вы все путаете. Конечно, они все вместе сидели. Красивая собралась бежать в Америку, эти две ей помогать решили. Женя просила, скорей скорей, а то уйдут. Женя такая чувствительная к чужому горю. Вот первой я насыпал той, красивой, потом уже Маша, та почти и не пила, просто кофе горячий, поэтому тоже без сознания.
— Хорошо, где яд взяли.
— Это не яд, мамино лекарство Маме выписывали, я не давал, зачем. Женя сказала, это бесполезно, не поможет. Надо тем, кому плохо. Да и не дружила она с моей мамой.
— Александр Александрович, — в темную комнату заглянул еще один сотрудник. — Мария пришла в себя.
— Едем, бред полный, не верю, что это он сделал.
Маша лежала и ела яблоко. На мгновение ему стало обидно, Варя там мучается, а эта, — но потом он взял себя в руки. У этой двое детей.
— А что случилось? Девки где? — как всегда грубовато спросила Варина подруга.
— Маша, они в соседних палатах. Перескажите мне вашу встречу. Что Варя говорила.
— Не могу, вот честно не могу. Пусть сама если хочет, говорит.
— Послушайте, Вы, моя любимая женщина, мать моего годовалого сына в реанимации. Кончайте выеживаться. Что за бред, о том, что сына отниму.
— Не орите, сами все затеяли.
— Маша, четко, ясно и быстрее! — снова сорвался он на крик.
— Все просто. Ваша бывшая, позвонила Варе по вертушке, сказала, что вы повенчаны, что она всего лишь живот для Сашки, и скоро ее в Саратов, а пацана Вам, старикам.
— Причем Саратов?
— Ну помните, у классика, в деревню, глушь, Саратов.
Он дал распоряжение проверить внутреннюю связь, кто звонил, по минутам, а сам слушал подробный рассказ Машки.
И пытался понять, что это — чудовищная несправедливость, стечение обстоятельств, или чья — то темная воля.
Потом был звонок доктора, положение тяжелое-стабильное.
Потом из резиденции — звонили в их с Варей спальню из Москвы, из приемной.
Ему неожиданно вспомнился эпизод, из «Семнадцати мгновений весны» — Штирлиц звонит Борману из бункера правительственной связи. Там нет прослушки. Нет прослушки. Значит все?
Он понимал, что огромная отлаженная машина сыска уже перемалывает в своих жерновах огромное количество людей, информации.
Но веры в справедливость не было даже у него.
Спать он лег поздно, взял в кровать сына. Обложил кровать подушками. Собрав все диванные подушки, раскидал на полу у кровати. Вдруг уснет, а сын с кровати упадет. Но уснуть так и не мог. Сашка спал на животике, попой кверху. Он слушал его легкое дыхание, прижимался щекой к подушке пахнущей Вариными любимыми духами, слез не было. Облегчения не наступало.
