Остужев, с которым они, несмотря на тридцатилетнюю разницу в возрасте, стали большими друзьями.
Однако ничто не могло заменить главного — любимой работы. И однажды, пробравшись к телефону, он
позвонил наркому и сказал:
— Я здоров и могу работать.
Комната в Барвихе превратилась в филиал штаба ВВС. Каждый день приезжали летчики. Услышав их
робкие расспросы: «Как Яков Владимирович? Когда можно зайти?» — он, не дожидаясь ответа жены, обычно кричал из другой комнаты:
— Кто там?
После этого уже нельзя было сказать, что он спит.
Долго залеживаться в Барвихе Смушкевич был не намерен. Через некоторое время он перебрался в свой
кабинет в переулке Хользунова.
Сейчас это та же просторная комната. Ее хозяин — боевой товарищ Смушкевича маршал Агальцов, [92]
указывая на тянущийся вдоль стены длинный стол, говорит:
— Тогда там стояла кровать. Рядом столик с телефонами. Так он и работал.
В кабинете всегда было полно народу. Уходили одни, приходили другие. И «лишний секретарь», как он в
шутку называл жену, ничего не мог поделать. Истосковавшийся по работе Смушкевич был ненасытен.
Теребя от волнения свои густые волосы, которые поэтому всегда были в беспорядке, он жадно впитывал
в себя рассказы товарищей, изредка перебивая своим неизменным: «Да, да, правильно... Правильно ты
говоришь» (это когда соглашался с тем, что слышал). Или: «Нет, вы не правы...» А обрадовавшись
удачной шутке, заразительно смеялся, приговаривая: «Ну, и махнул... Вот это да...»
Ни на минуту не прекращалась борьба за возвращение в строй. Несмотря на все процедуры, ноги
слушались все еще плохо. А их надо было заставить слушаться.
В Сочи он долго сидел на берегу, с завистью глядя на плавающих. Как-то жена куда-то отлучилась, оставив его на несколько минут одного. Вернувшись, она стала искать его и вдруг заметила, что он стоит
на камнях у самой воды. Она бросилась к нему. Но пока бежала, увидела, что он отшвырнул палку и
костыль и кинулся в море. На ее крики сбежался народ. Появилась спасательная лодка. Смушкевич
отказался сесть в нее.
— Подберите костыль и палку, я подплыву сам, — сказал он.
— Яша, зачем ты это сделал? — волновалась жена.
А он спокойно ответил: [93]
— Надо же было попробовать, слушаются они меня или нет, — и он похлопал по ногам.
Через несколько дней в санаторий, где они отдыхали, приехал профессор Б. В. Мондрыка. В конце обхода
он решил навестить своего старого подшефного — Смушкевича.
Был теплый южный вечер. Профессор неторопливо шел по коридору. Откуда-то доносилась знакомая, очень популярная в то лето мелодия. Профессор не заметил, как и сам стал напевать: «Утомленное
