солнце нежно с морем прощалось...» Подойдя к палате, он остановился. Музыка звучала за дверью.
Профессор неслышно вошел в палату и замер в изумлении.
На тумбочке возле кровати стоял патефон, а посреди комнаты Смушкевич, с трудом отрывая от пола
негнущиеся ноги, учился... танцевать. Ни он, ни его партнерша не видели вошедшего. На лице
Смушкевича, покрытом каплями пота, было такое упорство, столько желания вырваться из цепких рук
недуга, что Мондрыка, который за минуту до этого хотел отругать его за нарушение режима, только
воскликнул, словно все это было в порядке вещей:
— Ну кто же так держит даму?.. Вот, учитесь, молодой человек...
И, ловко подхватив даму, старый профессор плавно прошелся в танце.
Вернувшись с курорта, Смушкевич окончательно забросил костыль в угол и, хотя давалось ему это все
еще нелегко, ходил, опираясь только на палку.
Чтобы поскорее сесть за штурвал самолета, он начал ежедневно тренироваться на автомобиле. Часами
сидел за рулем, порой доводя себя до полного изнеможения. Но на следующий день все повторялось [94]
вновь и вновь. А педали никак не хотели слушаться. И вдруг... Жена увидела его счастливое лицо, когда
машина, словно кто-то сильный толкнул ее, сорвалась с места. Подъехав к ней, он сказал, словно речь
шла об обычной прогулке:
— Садись, покатаемся немного. — И только испарина, выступившая на лбу, говорила о том, чего стоит
ему эта езда...
Время было напряженное, уже никто не сомневался в том, что вот-вот вспыхнет большая война. Летом
1939 года большая группа летчиков собралась в кабинете у наркома обороны. Все они воевали в
Испании. Теперь их ждало новое боевое задание.
Выслушав наркома, летчики о чем-то пошептались между собой, и Сергей Грицевец сказал:
— Просим послать вместе с нами Якова Владимировича Смушкевича.
Его поддержали остальные.
— Надо подумать, — ответил нарком.
А на следующее утро, когда летчики пришли на аэродром, они увидели идущего с небольшим
чемоданчиком, прихрамывающего, все еще опирающегося на палку Смушкевича.
— С нами, Яков Владимирович? — спросил Кравченко.
— С вами.
Самолет взял курс на Халхин-Гол.
На берегах этой спрятавшейся в обожженных солнцем монгольских песках речки шли упорные бои. И
если на земле японцам не удавалось достичь сколько-нибудь серьезных успехов, то в небе им пока
сопутствовала удача. Во время воздушных боев в апреле и мае наши летчики терпели поражения. Этому
надо было положить конец. [95]
Завершив перелет по маршруту Москва — Монголия, три «Дугласа», на которых летело семнадцать
