- Будет номер, если нас приняли за настоящих разведчиков. Чикаться не станут, раз-два - и к стенке.
- Остается одно, - сказал я, - выдавать себя за беглецов из Лебединского лагеря. Проверять будут вряд ли. К тому же пленных, как я слышал, должны были увезти из Лебедина. Говори, что ты из Гомеля и [107] пробираешься домой. Гомель ведь лежит почти в направлении нашего движения.
- Этих кретинов я не боюсь. Но ведь они наверняка передадут нас фашистам.
Двое суток просидели без пищи и воды. На третий день загромыхал засов.
- Эй, кто из вас помоложе, - крикнул полицай, - выходи!
Вышел Рощин. Вернулся он минут через двадцать, придерживая рукой разбитую скулу.
Потом наступил мой черед.
В комнате за шатким столиком важно восседал староста. Перед ним лежали лист чистой бумаги и револьвер. У окна, широко расставив ноги, стояли двое полицаев.
- Гляди, - сразу начал староста и узловатыми сморщенными пальцами погладил револьвер. - Будешь запираться, сразу пулю в лоб. А теперь отвечай. Обернись. Видишь парашюты?
- Вижу.
- Ваши?
Парашюты были советскими, я хорошо знал эту систему. Свой первый прыжок я совершил на таком же парашюте. Все стало ясно. Советских разведчиков забросили в глубокий тыл врага, полицаи нашли где-то у Сейма парашюты и, наивно полагая, что хозяева вернутся за своим добром, стали караулить их. А тут подвернулись мы с Рощиным.
- Парашюты действительно наши, советские, - ответил я, - но к нам они не имеют никакого отношения. Мы пленные и идем домой, в Гомель.
Я вспомнил, что у меня сохранился регистрационный листок Полтавского лагеря, достал его из кармана и протянул старосте. Он мельком взглянул на документ.
- Можешь выбросить его кошке под хвост. Отвечай, с каким заданием прибыли?
- С единственным - перемахнуть Сейм и добираться домой.
- Та-ак… И ты упираешься, - староста посмотрел на одного из полицаев.
Тот шагнул ко мне. [108]
- Брось, - остановил его староста. - Раз стукнешь - и от этой дохлятины ничего не останется. Он, видимо, главный. Надо его к немцам живым доставить.
Староста замолчал, явно не зная, как дальше вести допрос, пододвинул на край стола бумагу и лениво приказал:
- Подписывайся.
На листке крупными буквами было выведено: «Протокол допроса советских диверсантов, пойманных полицией села Хияски». Дальше стояло число, месяц и год.
- Тут же ничего нет, - запротестовал я.
- Отказываешься, значит?
- Отказываюсь. Мы пленные, идем в Гомель.
- Ну и черт с тобой! - неожиданно выкрикнул староста, смахивая бланк протокола и револьвер в ящик стола. - Запрягай, Мыкола, две подводы. Бери этих субчиков и вези в Бурынь. В фельджандармерии их и без бумаги примут. Там они живо заговорят.
