подкупили монахов, чтобы те убедили прокаженных искать исцеление в Риме. Гибеллины хотят распространить заразу во враждебных им городах!.. А ведь нам еще придется лечить этих людей, наказанных Господом страшной заразой за их ужасные грехи. В госпитале Маджоре для них уже приготовили подземелье. А ведь его может и не хватить.
Данте задумался. Конечно, он мог лишь посмеяться над тем, что гибеллины решили опустошить Рим с помощью толпы прокаженных, но последние слова Пьетро коснулась тайных струн и в его душе. Ведь поэт довольно долго размышлял над этой идеей во время занятий этикой.
— Вы думаете, что страдания это действительно — наказание за неправедные поступки? — спросил он, разговаривая в первую очередь с самим собой. — Если это так, за какие же грехи пострадал убитый в церкви Сан Джуда художник?
В зале воцарилось неловкое молчание, а Данте продолжал, не дожидаясь ответа.
— Я узнал, что и во Флоренции намереваются открыть Studium — учебное заведение вроде университета в далеком Париже. И делается это по приказу самого Бонифация! Вы что-нибудь об этом слышали?
— Ничего, — ответил мессир Пьетро. Остальные тоже покачали головами. — Этим занимаются монахи. Город не дает денег на такие учебные заведения. Мы оплачиваем только обучение ремесленников… А что плохого в том, что и у нас откроется университет? Нашим согражданам не придется теперь отдавать последние гроши, чтобы отправить сыновей учиться в Падую или в Болонью. Или в это гнездо еретиков — Париж!
Данте подозрительно покосился на Пьетро. Ведь в молодости и сам поэт учился в университете Парижа, из-за которого этот город и прозвали еретическим.
На что это намекает этот невежда?!
Поэт вскочил на ноги и собрал свои бумаги.
Довольно!..
У подножья лестницы перед дворцом стоял какой-то человек, не спускавший глаз с Данте. Несмотря на жару, на нем был белый шерстяной хитон, а лицо у него, как у жителей пустыни, прикрывало от лучей палящего солнца покрывало. Он приблизился к поэту и откинул покрывало. Это был один из мудрецов «Третьего Неба» — Августино ди Менико, занимавшийся натуральной философией.
Он учтиво приветствовал Данте, но смерил его при этом ледяным взглядом, и поэт насторожился.
— Здравствуйте, мессир Алигьери. Я поджидал на площади своих студентов, когда увидел вас. Не желаете ли прогуляться со мной? В вашем городе я нечасто имею удовольствие побеседовать с человеком таких обширных знаний и к тому же с собратом-философом, учившимся в Париже.
