Он лапал своими пухлыми пальцами ее грудь, сжимая изо всех сил, потом его рука опустилась ниже, он стал тискать ее бедро, пытаясь себя этим хоть как-то распалить. Но его мужское достоинство болталось между ног подобно переваренной сосиске и не подавало никаких признаков любопытства. Убедившись полностью, что второго раза не получится, он позволил Клавдии надеть халат, а сам голым задом уселся на деревянный табурет и закурил.
Ему не хотелось уходить вот так сразу, в его далекой стране такая женщина, как Клавдия, стоила не каких-нибудь тридцать долларов, а несоизмеримо дороже. Поэтому он сидел голышом на табуретке и чего-то ждал, распространяя вокруг себя запах дорогих американских сигарет. Говорить ему с ней было не о чем, да если бы он и хотел с ней побеседовать, разговора бы не получилось. Она знала по-английски всего несколько фраз, которые, скорей всего, выучила совсем недавно, и повторяла их, как попугай, наверное, не понимая даже полностью их смысла. Но его это не волновало, для него главным в ней было красивое тело и хорошенькая мордашка, не тронутая косметикой.
Когда он увидел ее возле отеля, она совсем не напоминала проститутку. Вначале ему даже показалось, что она гид-переводчик, и он попытался у нее что-то спросить. Но услышал в ответ заученную фразу на английском: «Тридцать долларов». Он сразу ответил: «Извините», отошел в сторону и стал наблюдать. Хоуп заметил, что она страшно смущается, когда на нее кто-то пристально смотрит, и кажется, что ее щеки покрываются легким румянцем. Это ему понравилось и даже стало как-то возбуждать. Он снова подошел к ней и спросил, говорит ли она по-английски. Она отрицательно покачала головой, пряча глаза. Да, она ему определенно нравилась.
Впервые за всю жизнь ему пришлось ехать к проститутке, да притом еще на трамвае. Стиснутый со всех сторон не очень доброжелательными пассажирами, он с интересом поглядывал на них: люди как люди. Жена предупреждала его, что это страшная, жуткая страна и он может оттуда не вернуться, но Хоуп был любителем острых ощущений, поэтому решил свой отпуск провести здесь.
У Клавдии это был первый рабочий день. В трамвае она проклинала все на свете, в особенности свою школьную подругу, которая несколько последних месяцев помогала ей с дочкой деньгами и все время советовала по своему примеру немножко подзаработать на «любви» в свое удовольствие. Этот самоуверенный иностранец вызывал у нее отвращение и к нему, и к самой себе. Она пыталась не задумываться, что будет, когда они приедут к ней домой, просто стояла, прижатая к своему будущему партнеру, думая про себя: «Шлюха, шлюха, шлюха».
