Во внешнюю среду конус не выделял ничего. Может, газы какие и были, но визуально они себя не проявляли, и никакой вони не наблюдалось. По этой причине меня некоторое время всерьез беспокоило сходство конуса и одного из персонажей братьев Стругацких. Точнее – последствия этого сходства. Я про плод изысканий гения профессора Выбегалло, «индивидуума, не удовлетворенного желудочно». Но поведение конуса развеяло мои сомнения. Он рос. Занимался он этим делом во время коротких периодов насыщения и действовал довольно отвратным способом, выделяя по краям узкую полоску розовой пенистой слизи, которая быстро твердела и меняла цвет на серый. При постукивании кончиком ножа по поверхности конус издавал костяной звук, и было похоже, что эта процедура ему очень нравилась.
Конус прекращал всякую видимую деятельность, стоило только его накрыть стеклянной или фаянсовой посудой. Кажется, он просто терял ориентацию, но при этом его становилось не слышно. Я имею в виду, что если конус был накрыт, скажем, большой тарелкой, то призывов к продолжению банкета или сытого кайфа не ощущали ни я, ни Пушок. Металлическая посуда на конус действия не оказывала и его базара не экранировала. Подобное фаянсовой тарелке воздействие на конус оказывали маленькая солонка и стеклянная пробка от какого-то пузырька, надетые на вершину. Находиться в перевернутом состоянии конусу не нравилось, и он, непостижимым образом становясь на ребро, возвращался в исходное положение. Да и к слову сказать, ничего особо интересного у него внизу и не было. Это я к вопросу о половых признаках.
Кто может – пусть сделает лучше, а лично я, выясняя вышеизложенное, порядком утомился. Конус за время моих опытов подрос слегка, был теперь размером с небольшое блюдце и волны волчьего голода вокруг себя не разливал, а формулировал их как страстное желание поесть. Жалобное «Хочу кушать!» прямо-таки звучало в моей бедной голове, но тогда я списал все это на усталость и, заманив конус с помощью кусочка сала в тарелку для супа, прикрыл его другой тарелкой, давая, таким образом, отдых и измученному себе, и ему…
День следующий больших открытий не принес. Нет! Наверное, точнее будет сказать, что меня в этот день ничто уже не удивляло. Понятное дело – пришлось совмещать обычные дела и опыты с конусом, но это оказалось достаточно простым делом. Не потому, что я такой умный, а потому, что конус стал очень покладистым.
Из тарелки я выпустил его, предусмотрительно плотно позавтракав сам и после того, как накормил всю живность, включая котов. Не скажу, что не ощутил его голода, но на фоне употребленного завтрака в моей голове отчетливо прозвучало довольно вежливое: «А что мы будем есть?»
