Мужик у тебя пустобрёх, все хочет по-своему сделать, а разума не хватает, может, раньше и был, да весь вышел — таперича два фонаря на пустой каланче висят. Детишек у вас нет, значит, ничем существенным вы не связаны. А что народ говорить будет, нас не касаемо — мы сами себе господа и полная вольница.
У меня в кулаке такие люди зажаты — ты и подозрить побоишься: первые в губернии. Я с самим генерал-губернатором Гондатти дружбу заведу, ежели у меня к этому нужда будет. И морду он от меня, мужика и хама, воротить не станет: мой карман поширше его во много раз. Он уж удочку закидывал! «Познакомьте-ка меня с дядей Петей. Головаст мужичок и добытчик со смекалкой». Я не тороплюсь: у меня еще маленько кишка тонка, а через год и в верха думаю пойти — не побрезгают. Из «селедочника» меня быстро в рыбопромышленника произведут. Я вот на тебя зазря дни трачу, а тем временем сколько золота мимо течет!
Здеся, сестрица Аленушка, золото само в руки просится, лопатой греби, не ленись. Иди в мой дом, такие дела с тобой завернем, я ведь знаю, какая ты женщина умная, смекалистая, мне в пару. В Хабаровске на нас все дивиться и завидовать будут. Разодену тебя как паву, первые губернские чиновники к руке, как к иконе, прикладываться придут… Решай, не томи, разлюбезная сердцу…
Молчит Алена на речи его бесстыжие, с трепетом думает: «Только бы Василь не услыхал: коршуном кинется…»
Уйдет ни с чем дядя Петя, но себе верен — ходит по Темной речке, петушится, а то и хвастается:
— Я не я буду, ежели Алены Смирновой не добьюсь! Не баба — картина писаная: волосы как пряжа тонкая золотая, глаз черный — омут бездонный, так бы и нырнул, ни о чем не раздумывая. Беспременно отыму я ее у Сморчка! Отыму, не я буду. Неподступная бабенка, смиренная, пугливая, а вот без ежовых рукавиц ее не возьмешь — обожжешься. Ну да, милостив бог, дойму: хоть и крут бережок, да уж больно рыбка хороша! Я еще ей подобных не видел: взглянет — огнем опалит, молвит — рублем одарит…
Пошла как-то Алена летом близехонько за деревню — собрать в корзину, искусно сплетенную Никанором Костиным из узких полосок бересты, уже созревшую малину.
— Сторожко ходи, Алена, по малиннику. Ходи, да оглядывайся, — предупредил ее Семен, — не смотри, что село близко. Сейчас мишка косолапый в малинниках прохлаждается, сладким балуется. Он летом сытый, зла не сделает, а напугать может. Далеко не забирайся — и окрест красным красно.
«Батюшки-светы! Благодать-то какая!»
