Соскочив с подоконника, Рома прошел по комнате в поисках, пока наконец не придумал продолжения:
— Видишь ли, ты считаешь, что поступила нехорошо. Тебя, наверно, мама так воспитала. ПОРЯДОЧНЫЕ ДЕВУШКИ В ПОСТЕЛЬ С МАЛОЗНАКОМЫМИ МУЖЧИНАМИ НЕ ЛОЖАТСЯ!!! — отчеканил он, — да?
И продолжил, не дожидаясь кивка. Какие уж тут, к дьяволу, кивки, что он сам не знал, что ли?
— Стремясь остаться порядочной девушкой, ты начинаешь придумывать любовь. Тебе кажется: если любовь, то можно и без правил, тогда не стыдно. Я прав?
— Не знаю: — она вдруг распахнулась ему навстречу улыбкой, — ничего я не знаю, я такая дурочка., - постаралась она свести разговор в шутливость.
— А ты ведь ничего плохого не сделала. Мы поступили так, как нам хотелось, и все получилось замечательно. Так что уж, пожалуйста, не придумывай ты ничего, не усложняй нам жизнь!
— Хорошо, я постараюсь.
— Тогда вставай, — улыбнулся он, — пойдёем завтракать.
— Ой: — протянула она, — давай не пойдёем:
— Ну, как бы, кушать хочется.
— Может, здесь чего-нибудь придумаем? Или, может, попозже? — попросила она.
— Ну, давай: — неохотно протянул он, ложась на кровать.
Ей нравилась тёемная полоска бегущая вниз от пупка, нравился красивый голубой отлив выцветшей джинсы, нравилась лёегкая волна, забранных в косичку волос.
Забытый на виске одинокий завиток вызвал у нее прилив непереносимой нежности, и она, не удержавшись, провела по нему ласковым пальцем. Рома повернулся, вопросительно улыбнувшись, и под попавшим на лицо лучом проявились черные пятнышки утренней щетины, умилившие Любу еще больше.
"Хорошо бы она сейчас ушла, — подумал Страдзинский, подкладывая под голову руку, — притормозилось бы все на пару дней или, еще лучше, вообще закончилось: что, кстати говоря, и в ее интересах, даже в первую очередь в ее".
Но вот как это проделать, как отправить ее домой, и не на час или до вечера, а насовсем, он категорически не представлял. Способ, конечно, был и нехитрый — секунд в общей сложности на двадцать. Способ в теории, вне всякого сомнения, безукоризненный, но вот только на практике, господа, на практике надлежало сейчас, непосредственно в эту самую секунду, бросить железобетон слов в тянущуюся к нему кротость, а после наблюдать, как она, выпятив беззащитные лопатки и просяще на него поглядывая, будет медленно, очень медленно одеваться, а потом: брр, нет! Ни за что!
Но было и другое, хуже, о чем Страдзинскому думать не хотелось — ему нужна была женщина, не она — женщина вообще. Два месяца в Вене, до этого еще месяц в Питере: ему нужна была женщина.
