— Поздно, поздно появляетесь, — сказал Дурдыев, — пропустили самый лучший акт. Мы с Айгюль чуть не умерли со смеху…
Хотя все это было неправдой и Айгюль, погруженная в свои мысли, даже не улыбнулась, она была благодарна Дурдыеву за бессмысленную ложь. Пусть Тойджан не думает, что она скучала.
— Твой отец задержал, прости, пожалуйста, — возбужденно заговорил Тойджан, не выпуская ее руки. — Он вернулся из конторы туча тучей. Мы даже подумали, не заболел ли старик.
— Что случилось? — испугалась Айгюль.
— Крепко поругался с сыном! Тот оскорбил его при людях, разве так можно…
— Из-за чего, Тойджан?
Ей вдруг пришло в голову, что они поссорились из-за нее и Тойджана.
— В бригаде мы все хотим ехать бурить в Сазаклы. Отец высказался об этом в конторе, а Човдуров лезет на стену — ему бы вообще закрыть разведку в пустыне. Трус!
Айгюль, счастливая оттого, что Тойджан наконец появился, не хотела спорить и обижаться.
— Уже пробовали, Тойджан. Ведь бурили, и не было удачи, — примирительно заметила она.
— Так и твой брат говорит.
— Ну и что же…
— Он там бывал только верхом на самолете.
— Это неправда.
— Не любит он Сазаклы.
— А это другой вопрос.
Ханык Дурдыев, не отходивший от Айгюль, с важностью ее поддержал:
— Я слышал сегодня в тресте, как сам Тихомиров говорил: искать нефть в барханных песках все равно что иголку в возе с сеном.
— Что вы понимаете в бурении? О чем мы будем с вами толковать? — оборвал Тойджан. — А тебе скажу, — обратился он к Айгюль, — что и Сулейманов, и Сафронов, и даже начальство в Объединении — все считают, что Човдуров неправ.
— И у всех у них, вместе взятых, меньше ответственности за дело, чем у моего брата, — сказала Айгюль, задетая резким тоном Тойджана.
— Кто отвечает, тот и решает, — снова вмешался Дурдыев и, довольный своим афоризмом, победоносно поглядел на Айгюль.
— Не хотите ли покурить? — спросил Тойджан.
— Что ж, пойдемте…
— Я некурящий.
Наконец Дурдыев понял, что Тойджан тяготится его неотвязным присутствием.
— Я не тороплюсь, — сказал он, удобно облокотясь на рампу.
— Тогда найдите себе еще какое-нибудь занятие.
Дурдыев надулся как индюк.
— Я не знал, что у вас с Човдуровой секретные разговоры. Так бы и сказали… — и неторопливо пошел прочь.
Айгюль покраснела.
— Как же можно так грубо… — сказала она.
Ты же видишь, что мягче с ним бесполезно разговаривать.
Молча вышли в фойе. Айгюль все еще не могла опомниться. «В чем виноват Дурдыев? — думала она. — Он глуп и самодоволен, но ведь поздно его перевоспитывать. Нет, я в самом деле еще не знаю Тойджана. Это взведенный курок. Чуть что не понравилось, и он уже готов поджечь порох. Хоть он и ругает Аннатувака, но характер у него точно такой же…»
