И он пожал руку мастеру.
Ласковое слово парторга взволновало старика еще больше, чем оскорбительная выходка сына. Таган Човдуров дрожал от гнева, но, стесняясь людей, старался себя сдержать, давал себе время успокоиться. Все же голос его изменился.
— Ай, парень, как же это так?.. — повторял он. — Чужие люди доверяют, а ты сомневаешься в своем отце? Так ли я воспитывал тебя? Как же это получается?..
Все видели, как менялось смуглое лицо Аннатувака. Буря за окнами затихла, а здесь разгоралась все сильнее. Темным румянцем гнева залилось лицо Аннатувака, краска достигла самых ушей. Вдруг он поднял голову и щелкнул пальцем о стол.
— Бросьте демагогию! — крикнул он, снова обернувшись к Сулейманову. — Кому нужна ваша нефть с глубины четырех тысяч метров и за сто километров бездорожья! Сколько будет стоить государству тонна такой нефти!..
— Согласен!.. — не дал ему говорить Сулейманов и даже подскочил в кресле. — Тут экономисты будут считать. Согласен! Но вы-то, еще не считая, тянете туда, где легче, вот в чем корень!
— А вы хотите повторить историю с Боядагом! — раздался пронзительный возглас Тихомирова. — Ухлопаете без пользы десятки миллионов, тогда заодно и за старые затеи с вас спросят! Что тогда скажете?..
— Скажу, что «беда между глазом и бровью сидит», — со злой усмешкой возразил геолог. — Для сомнений всегда найдется тысяча аргументов, придет на помощь и логика… Однако двигает жизнь не сомнение, а воля. Нам пора расширять фронт нефтедобычи, и мы пойдем в Сазаклы, еще и дальше в пустыню пойдем. В самую глубину Каракумов! Каркайте больше: «Трудности! Трудности!» Что же, сложить руки? Умыть руки? Бояться?
— Кто здесь боится? — угрожающе спросил Човдуров.
— Вы боитесь!
Впоследствии Аман Атабаев справедливо заметил Сулейманову, что этих слов не надо было говорить. И не только потому, что Аннатувак — человек честный и мужественный. Начальник конторы вскочил и, точно лезвием бритвы, резанул ребром ладони вдоль шеи, где с левой стороны — все это знали — бугрился у него кривой рубец от раны.
— Кто трус?.. Я трус? Что, эта дырка у меня от ослиного копыта? Что, я ради красивых глаз получил свои ленточки? Кто дошел до Берлина? Кто на стене рейхстага на месте фашистской свастики написал: «Аннатувак Човдуров, сын Каракумов»?..
Бледный, с искаженным лицом, ни на кого больше не глядя, Аннатувак прошагал по комнате, кулаком растворил дверь, вышел в приемную и захлопнул дверь за собой.
Все молчали.
