Следователи ушам своим не верят.
Вы не только пытаетесь скрыть свои шпионские дела, но и пытаетесь
спровоцировать следствие. Что значит ваше заявление, что «я подписуюсь, что я шпион»?
Эфрону делается плохо он просит прекратить допрос.
Вы готовы дать показания? продолжает следователь.
Я не могу отвечать.
Не объясните ли нам, почему Эфрон проявляет такое упорство? следователь обращается к Литауэр.
Очень просто, говорит она, дело в том, что мы с Сережей еще задолго до ареста договорились не выдавать друг друга. Он мне говорил, что считает меня твердокаменной, и я была о нем такого же мнения.
Как видите, рухнули ваши планы на сговор! торжествует следователь.
Никакого сговора не было, возражает Эфрон. Но я верил Литауэр на все сто процентов…
Почему же вы не хотите говорить правду?
В моем положении единственный выход это давать показания.
В чем вы признаете себя виновным?
Я признаю себя виновным в той же мере, как и мои товарищи признают себя и обвиняют меня.
Называйте вещи своими собственными именами и говорите конкретно! На какие разведки вы работали?
Я ничего не могу сейчас сказать… Мне говорить нечего…
И дальше в протоколе появляется долгожданная для следователей фраза: «Моя вербовка произошла в 1931 году. В конце своей деятельности во Франции я обнаружил, что работаю не только на советскую разведку, но и на французскую. Я действовал в связи с масонами, а вся масонская организация в целом и является органом французской разведки…»
Под этими словами стоит подпись Эфрона. Откуда она взялась? Застави ли подписать силой? Или подделали? Все может быть. Но то, что дело тут нечисто, выдает следующий вопрос:
Вы признаете себ виновным?
Я все расскажу, но хочу еще раз поговорить с Клепининым.
Вводят Клепинина.
В чем ты меня обвиняешь, скажи прямо? спрашивает Эфрон.
Клепинин пространно повторяет свои показания.
Теперь вам ясно? спрашивают Эфрона.
Мне ясно.
На какие разведки вы работали?
Пусть на это ответит Клепинин. Я прошу отложить дальнейшие показания…
Отложим, только скажите, на какие разведки вы работали?!
Я работал на те же разведки, на которые работала и группа моих товарищей…
Так напечатано в протоколе. Но вот что важно: подписывая документ, Эфрон исправил эту фразу, переделал все на единственное число: «Я работал на ту же разведку, на которую…» то есть подчеркнул, что вся группа работала на одну разведку советскую.
Еще одна перестановка действующих лиц: Клепинина удаляют и заменяют на Литауэр. И не отпускают уже доведенного до припадка Эфрона, несмотря на его просьбы.
