Последний раз предупреждаем будете говорить правду?
Я говорю правду. Я состоял в организации, которая была связана с иностранными разведками, но шпионом не был.
Он занимался, как и я, шпионской деятельностью, по команде следователей заводит сказку про белого бычка Литауэр.
Я ничего не скрываю… Я не могу говорить… повторяет Эфрон.
Вы на всем протяжении очной ставки путаете и провоцируете следствие. Вы же сегодня признали себя виновным. В каком случае вам можно верить?
И в том, и в другом. Пусть меня изобличают…
Сережа, говорит на прощанье Литауэр, еще раз советую во всем признаться. Я говорю это тебе как друг…
Можно представить себе досаду и злость Кузьминова со Шкуриным какой промах! Почти добились своего, почти доломали, так потрудились и все зря. Почти попалась птичка и выпорхнула.
Видимо, этот поединок опять подкосил Эфрона, уложил на больничную койку в следствии его наступил перерыв на целых полтора месяца.
Однако и на последовавших в феврале и марте допросах он стоял на своем, не уступал позиции. Отрицая все обвинения и против себя, и против его друзей, напоминал о своих заслугах перед советской властью:
Я антисоветской деятельностью не занимался, а был сотрудником НКВД, работал под контролем соответствующих лиц, руководивших секретной работой за границей…
Характер вашей конспиративной работы с советскими учреждениями нас меньше всего интересует, откровенно заявляет ему следователь. Будучи сотрудником НКВД, вы в то же время являлись шпионом иностранных разведок.
Это неправда. Прошу прервать допрос, я плохо себ чувствую…
Подпись его все более искажается, становится похожа на каракули. Допрос часто прерывается видимо, он уже физически не выдерживает этой пытки, превращающей его в безжизненное тело. Тем не менее через несколько дней новый допрос, и все повторяется со всевозможными вариациями:
Вы лжете и будете изобличены в этом!
Все равно. Пусть изобличают…
Почему вы скрываете связь с иностранными разведками?
Я не скрываю, а отрицаю это.
Думаете, вам удастся уйти от ответственности?
Я принимаю ответственность за всю мою прошлую жизнь, но не могу принять на себя ответственность за то, чего не было…
Он не только отрицает обвинения против себя ни разу не уступил нажиму следствия и не дал обвинительных показаний против своих товарищей. А когда речь зашла о его дочери, попросил очную ставку с ней. Но возможности увидеть Ариадну и что–нибудь узнать о ней Эфрону не дали: вдруг это вдохнет в них новые силы?
